другую. Такой она мне казалась тогда.
– Расскажи мне, каково это? Ты бываешь в экспедициях? Колесишь по всему миру, значит?
Кофе из ее кружки слишком громко пах. Даже запах сырого асфальта с ним не сравнился.
– Не обязательно. Эти экспедиции сами приходят ко мне. Заходят в мой двор и садятся на ступеньки. Ждут, когда я приду на работу.
– Это как?
Кристина склонила голову на бок. И снова при упоминании этого имени в моей голове случилась поломка. Мне хотелось называть ее как угодно, но точно не так.
– Люди сами приносят мне бабочек. Маленьких, больших, редких и не очень. Всяких.
– Выходит, так. Ты платишь этим людям, а они приносят тебе бабочек?
Я отпил немного пива и посмотрел в сторону на дорогу. Когда в окнах гас свет, балконы продолжали гореть фиолетовым. Это придавало мне некой уверенности в настоящем. Если вокруг невесть что, а балконы горят – все в порядке. По дороге под моим взглядом проехало еще сколько-то машин, а я все думал, говорить ей или не говорить. В прошлом она знала меня лучше, чем все остальные. Я много раз об этом жалел. Стоило ли повторять это снова?
– Не совсем так. Это они мне платят.
Я выпил еще пива и стал крутить в руках пачку от сигарет.
– Эти люди платят тебе, чтобы ты взял у них бабочек?
– Да, именно так.
– И это твоя работа? Брать у людей этих бабочек?
– Вроде как. Никакой другой работы у меня нет.
– Ты берешь с людей деньги за то, что они привозят тебе бабочек, каких ты только захочешь. А вечерами сидишь здесь и коротаешь время за пивом и наблюдением за другими людьми. Ты стал скрытным и почти ни с кем не общаешься…
– Как это почти? Я часто общаюсь с людьми, которые приносят мне бабочек.
– Об экспедициях?
– Скорее, о жизни.
Она отхлебнула немного своего кофе и постучала пальцами по чашке, после чего издала затяжной вздох, совсем такой же, какой издают люди, когда перестают плакать. Я машинально посмотрел в ее лицо. В моих воспоминаниях ее лицо давно кто-то вырезал, наверное, для того, чтобы у вселенной хватило толка поместить ее сейчас передо мной. Но именно в этот момент, глядя на нее со всех сторон, я безусловно понимал, что это была она. Но что-то в ней было перекроено и переделано по-другому, и что это было, как не очередная вина обстоятельств?
Когда перед глазами появляться что-то, что ты видел много лет назад, но уже позабыл как оно выглядит, в голове поверх настоящего сразу же накладывается прежний образ. Я никогда не находил этому объяснения. Разве у людской памяти есть изнанка? Такой вполне себе внутренний карман, скрывающийся в подкладке пиджака. Так или иначе, так было и с ней. Своими взрослыми чертами, что отличались от тех, что я помнил, она давала мне вспомнить то, как все было тогда. Раньше у нее были другие волосы. Они были черными, как отсутствие всего на свете, и плотными, как охапка свежескошенного сена. Она никогда не заправляла