замени постельное белье. И не забудь как следует постирать и его, и рубашку, и то красное платье. Плохо постираешь, —ласково добавила я, мило улыбаясь, – отправлю выпороть на конюшню.
Служанка покрылась красными пятнами, подхватила лежащую на полу рубашку и молча покинула ванную комнату. Эта расслабившаяся зараза месяцами не стирала ничего Никафондоре, и девочка, каждый день появляющаяся в дворцовых покоях императрицы-матери, естественно, вызывала насмешки и обидные замечания. А что ты хочешь – когда от тебя несет как от бомжа.
Но самую большую боль, как оказалось, причинил ей принц-дракон!
Я закрыла глаза, погрузившись в воспоминания того рокового дня. Бедная девочка начиталась “Золушки”, и где-то в глубине ее большого тела зародилась надежда, что прекрасный вьюноша разглядит за необъятными розовыми щечками ее золотое сердце. Кстати, внешность прынца память мне не показала, это было что-то светящееся, ослепительное, как солнце, высокого роста с длинными черными волосами.
И этому сияющему принцу, на Новогоднем балу представили, среди нескольких фрейлин, и Никафондору. А он, высокомерный гад, оглядел ее, одетую в самое лучшее малиновое платье, правда немного потертое от времени, и громко фыркнул, что, естественно, было замечено всем двором.
Убивала бы таких типов. Ну как можно одним фырканьем размазать самооценку девочки, так что ей жить больше не захотелось. Не нравится – не смотри. Стрекозел!
Ладно, насчет принца я подумаю завтра. Первый шаг на этом пути – моё тело.
И, набрав полные легкие воздуха, я нырнула под воду. Не забыть бы только вынырнуть.
Глава 2
Кира помогла мне вытереться, и я, отскобленная, оттертая, с замотанными в полотенце волосами, практически повиснув всем телом на служанке, кое-как смогла доползти до кровати. Чудо-то какое – с поменянным чистым бельем. Розовым айсбергом рухнула я в это белоснежное кружевное море и отключилась. Как говорят в нашей среде:
– В любой непонятной ситуации дыши, медитируй или спи. Я остановилась на последнем.
Когда я проснулась, в комнате было уже темно.
– Кира, раздобудь мне, пожалуйста, бульон с сухим хлебом.
Желудок болел, но уже не только от яда, но и от голода. Девушка сбегала на кухню и притащила трехлитровую кастрюлю с караваем. Аппетиты были, однако, у Никафондоры. Ну, я тоже в прошлой жизни не была тощей воблой, но жить полной жизнью телеса мне совсем не мешали.
– Один черпак супа и кусочек хлеба.
– А хватит ли, госпожа? – она глянула на меня искоса с недоверием, но все-таки послушно налила, сколько я просила.
– Сама- то ела?
– Что. госпожа? Во всех непонятных для неё случаях служанка начинала хлопать ресницами, навевая на меня ветер.
Я, закутанная в ветхий халат, кое-как смогла дойти до стола. Меня качало, да, но не штормило.
– Кира, я тебя спросила, ты сама ела?
– Да, сбегала- покушала, пока вы спали.
– Прекрасно. Расскажи, приходил ли кто интересоваться моей персоной? Может, соскучились, и им кусок хлеба в горло не лез без меня?
Служанка