за стеклянными шариками-заготовками. Их там было полно на свалке отходов. И все. Следующее мое воспоминание – цыганка Роза, выдирающая из моих свалявшихся волос колтуны и вычесывающая вшей. Она все время плакала, ухаживая за мной. Когда смазывала сосновой смолой пальцы на руках и ногах – ногти были выдраны и, когда цыгане меня подобрали, отросли только до половины. Когда приносила отвары из трав, чтобы прошли боли в животе. Когда обкуривала меня дымом и заговаривала, чтобы защитить от злой силы.
С тех пор мне снится один и тот же сон, страшный сон – про грязный, кишащий крысами подвал, в котором можно передвигаться только на четвереньках. Иногда я в страхе смотрю на руки, боясь увидеть на них следы от веревок и ногти, отросшие только до половины.
Полиция хотела открыть дело против цыган. К счастью, у них не было никаких доказательств, что это цыгане похитили меня. А я знаю, уверена, что меня похитил тот же человек, что и моего брата. Только мне повезло больше, чем ему. Если можно так сказать.
Вот так. Прости меня Александр. Мне необходимо было рассказать это близкому человеку, а не такому же психу-психологу, как я сама.
И еще кое-что. Этот сон. Он снится каждый раз, когда узнаю о новом пропавшем без вести. И до сих пор не понимаю, почему. Хотя есть предположение. Что-то помогает мне в поиске «потеряшек». Или того, что от них осталось… Так мне кажется.»
София пила маленькими глотками приятно теплый чай и вспоминала, сколько раз она уже репетировала этот монолог. Сегодня она твердо решила, что хватит заниматься ерундой. Надо рассказать один раз и все.
Но, было еще кое-что, о чем она боялась рассказать даже Анци, своей лучшей и единственной подруге. Не говоря уже о том, чтобы рассказать Александру. Слишком это было фантастично. И походило на бред сумасшедшего.
Тех, кого найти не удалось, она потом видела. Не во сне. – «Если, конечно, я не впадаю в сон, гуляя по улицам города. Конечно же, нет. Что за бред!»
Все происходило слишком реально. Они проходили мимо нее на улице, теряясь в толпе. Куда-то торопились, впрыгивая в трогающийся с места автобус, или спеша свернуть за угол, или исчезая в толпе прохожих. Она их видела такими, какими они исчезли. И иногда другими – пропавших детей повзрослевшими, пропавших взрослых более зрелыми и постаревшими. В зависимости от того, сколько времени прошло с момента исчезновения. Они взрослели у нее на глазах. Как в убыстренной съемке. Она сразу узнавала их.
Была и еще одна странность. Ей ни разу не удалось с ними заговорить. Не говоря о том, чтобы подойти к ним ближе. В последнее время она даже перестала предпринимать любые попытки вступить в контакт или отследить их местонахождение. Просто смотрела, не зная, что думать. Что это значит и что она должна делать? – «Живы они или мертвы? Это реальные люди или видения? Возможно, они не хотят быть найденными. Возможно, их уже нет в живых.» Но, сколько она не ломала себе голову над этим, ответа найти не удавалось.
Мысли