мог. Рассказал, что условия тут как в санатории. Отбываю один в камере. Тружусь, не скучаю. Подумываю начать писать книгу о том, что происходит в моей жизни. Спросил, как у них дела. Рассказали, что были вчера на даче. Что приставы вывезли телевизоры, компьютер, увезли на эвакуаторе машину…
– Ну дела! Да это сейчас не так важно. Им, видать, нужнее. Разберёмся.
– Света созванивалась с Альбертом Кулаковым. Алик сказал, что нашёл адвоката.
– Ну, Светик и Алик – молодцы! Вы-то как?
– За тебя переживаем. С Костяном разговаривал, Наташа не разрешает ему о папе говорить. В школу пока не отпускает. Он, конечно, переживает. Просит привезти велосипед с дачи.
– Ну и отлично. Пусть в городе побольше на улице находится. Позвоните, расскажите, что у меня всё в порядке. Всё, давайте, обнимаю!
Я повесил трубку. Сердце было спокойно. Можно ещё погулять. Я снова вскочил на скамейку и, ловя тёплые лучи, позагорал ещё минут десять.
– Всё, хорош, – во дворик выглянул мой утренний знакомый, одолживший ручку, Сергей. – Ещё девочкам погулять надо.
– Ну надо – так надо, – согласился я.
* * *
В камере есть чем заняться. Ручка есть, бумага есть. Я снова погрузился в мыслительный процесс. Время до обеда пролетело незаметно.
А на обед, как обычно, самый вкусный суп, полбуханки хлеба, рис с мясом и чай. Кушал я не торопясь. Посуду за собой помыл. Привычка. Ну а после обеда – по правилам санатория – положен отдых. Входя в состояние медитации, я попробовал новую фишку.
Я представлял радостными всех своих родных – танцующую Малину, её маму, увлечённую вознёй с внуками. Довольного новоиспечённого председателя СНТ Плехова, почему-то танцующего лезгинку, и его предшественницу на посту – БабЗину, хлопающую ему. Костяна, который крепко обнимает меня. Так крепко, как умеет только он.
В ощущении этих объятий я прямо замер. Я оставался в этом состоянии столько, сколько смог. Грудь наполнилась теплом. Теплом, которое я отправлял сыну. Он в безопасности, с ним всё в порядке. Я его люблю. Так, как никого никогда не любил. И вряд ли кого так полюблю.
Плоть от плоти, так говорят. Так, как он меня понимает – никто меня не знает. У нас с ним нет секретов. Я рассказываю ему вообще всё. Рано, не рано – сам разберётся.
Вспоминал ощущение, когда мы позавчера с Настей и мелкими ужинали у камина, а генератор вырубился. Бензин закончился. Мы сидели при свете догорающих углей и клочки света освещали только лица. Глаза у всех блестели. Мы живо что-то обсуждали, смеялись и, казалось, вокруг вообще никого нет! Только камин, мы и звёзды на небе. Это было как в сказке. Сказке, которую наутро украли люди в чёрных погонах…
* * *
Бесконечность медитации прервал грохот открывающейся двери:
– К вам пришёл адвокат.
Я хоть слегка и опешил, но собрал в кучу все бумаги и проследовал за конвоиром.
– Вячеслав Бельков. Адвокат. По просьбе вашей сестры и Альберта. Вы, наверно, меня знаете, я работал в прокуратуре Коряжмы, Котласа, в следственном комитете