воздух, желудок скручивается узлом.
В этот момент, когда телефон с номером, не зарегистрированным на фамилию владельца, выскальзывает из пальцев и падает на колени, Доминик твердо уверен в одном: жизнь, которую он для себя выстроил, кончена, если он не отыщет автора записки.
2
Напевая себе под нос, я режу грейпфрут, и красный сок брызжет на разделочную доску. На сковороде шкварчат сосиски из индейки, рядом варятся четыре яйца. Я снова вонзаю нож в грейпфрут, глядя на блестящее лезвие и крепко сжимая твердую рукоятку. Разжав пальцы, вздыхаю.
Понятия не имею, зачем я готовлю для мужа. Вряд ли он сядет за стол и разделит со мной завтрак. По-моему, наш брак превратился в союз без любви – все делается только для вида. Совсем не к этому я стремилась, и одиннадцать лет жизни, которые я посвятила Доминику, – тому доказательство. Я обеспечиваю ему стабильность. Толкаю его вперед. Отдаю всю себя без остатка, хотя он часто вовсе не заслуживает такой щедрости.
Вот дверь в кабинет Доминика со щелчком захлопывается, и я сразу понимаю: он что-то скрывает. Опять. Перестаю мурлыкать себе под нос и настораживаюсь. До меня долетает приглушенное бормотание. У моего мужа есть секреты. Как и у всех нас.
Бросаю мякоть грейпфрута в соковыжималку и наблюдаю, как она превращается в красивую красно-розовую смесь. Наконец, когда я разливаю сок по двум узким стаканам, дверь кабинета открывается и в коридоре раздаются шаги Доминика. Он входит на кухню, одетый в безупречный темно-синий костюм со значком в виде американского флага, прикрепленным к лацкану. На ткани – ни морщинки и благодаря нашей ближайшей химчистке ни пятнышка. Костюм сшит точно по фигуре и сидит на Доминике идеально.
Мой отец всегда говорил: «Чтобы тебя воспринимали всерьез, одевайся соответственно положению». Во времена нашего знакомства Доминик разгуливал в простых футболках, джинсах и кроссовках. Но как только он стал моим, я вложилась в его стиль. Начинала постепенно: джинсы пока остались, но на смену футболкам пришли рубашки. Кроссовки я ему носить разрешала, но лишь для того, чтобы он сам заметил: люди нашего круга не ходят в них каждый день, а уж если я что-то знаю про своего мужа, так это то, что он терпеть не может быть белой вороной. Так мы с ним вместе перешли на деловые костюмы и дизайнерскую обувь.
Подавляю вздох. Только взгляните на него! Красавец-мужчина! Иногда я скучаю по нам прежним. Его волосы, подстриженные по-армейски коротко, чуть вьются на затылке, а галстук висит так ровно, будто Доминик его только что поправил. В льющемся из окна солнечном свете его золотисто-коричневая кожа сияет и кажется атласной, а в светло-карих глазах пляшут искорки.
Было время, когда он входил ко мне на кухню и расплывался в широкой белозубой улыбке. Больше Доминик не улыбается. Вместо этого он направляется к барной стойке и берет стакан сока и три сосиски.
– Митинг сегодня. Придешь? – спрашивает Доминик, сделав несколько глотков сока.
– Конечно приду, – отвечаю я. – Для тебя главное, чтобы все выглядело