правит страх, и он приложит все усилия, – ответил Архангел, и колесо из глаз крутанулось вокруг сияния, выделив ещё одно. – Будет ли их достаточно, ещё не предопределено.
Нельзя сказать, что Иистир планировал именно такой исход. Страх – плохой мотиватор. Он заставлял искать обходные решения. Жадность напротив, разумна, и думать не будет ни о чём другом, кроме как получить больше.
– Я вернусь сам, – сказал бездомный дьявол. – Спасибо вам за помощь, Архангел Цестиил. – Он поклонился фигуре, сокрыв своё тело одним из крыльев. – Но мои дела здесь ещё не закончены.
– Ступай и будь уверен: эта война окончится поражением Озумы Рагного. Вещи не вернутся на свои места, но они станут лучше, чем сейчас.
Иистир не стал дожидаться, пока гигантский ужасающий архангел обратится в неописуемый сгусток энергии и исчезнет в очередной вспышке, а потому взмахнул крыльями и полетел через нестабильное пространство Арканума.
Гора здесь лишь репрезентация цели – испытания. Она не существует, ибо не сделана из камня или материи, хотя так может показаться. И подобным Горе было всё; отправившись в путь по пустыне, ты мог найти невероятные звёздные города или оказаться средь тундры… И если всё, что здесь находилось – всего лишь метафора, то что значил их здесь сбор?
***
Днём Кобре во дворце понравилось ещё меньше. Казалось, на него смотрели даже стены, ожидая кого-то более великого, чем он. Они словно говорили: “И кто пустил этого оборванца глазеть своими грязными очами на нас, что отроду не знали пыли и песка? Вон! Гоните его прочь, ибо как же страшно он воняет. А того смотрителя, кто допустил сюда эту змеюку, вздёрните за шею перед дворцом и наймите нового”.
Кобре было здесь не место, он чувствовал это всем естеством. Даже друзья, стоявшие плечом к плечу, не облегчали это чувство. Однако он стоял. Ведь это есть храбрость – бояться, но всё равно делать и не давать страху проникать глубже.
Владыка восседал на троне почти неузнаваемым. Он был облачен в красно-золотую мантию, через которую аккуратно прорывались позолоченные животные клыки, формирующие острый воротник, украшенный тяжёлыми золотыми украшениями. На груди его висел табард с сердцевиной из резной кости с символами Дома.
На лице Властителя покоилась золотая личина, филигранно повторяющая черты его живого лица. Кобра не смог бы этого сказать, если бы не видел ночью истинного лица Владыки.
Нужно отметить, что Кобра не представлял, как справился бы с доставкой без Молчуна. Могучий кахашир делал большую часть всей работы, пока остальные разве что мешали под ногами.
Но когда и ему требовался отдых, впрягались остальные, и тут уже кто во что горазд. Уже через минуту Ворчун стонал проклятья через слово, Сова пыхтела и нашёптывала псалмы, а Кобра просто тяжело дышал, чувствуя, как безжалостный шар норовил выскользнуть из рук и скатиться вниз по лестнице, обещая снести несчастного инферлинга и намотать его на себя в несколько слоёв, словно мягкую резину.
Ах если бы бравые