ьной давности.
– И этот неряха отвечает за порядок в стране! – процедила язвительно, вытащила из глубокого декольте кружевной платок и, брезгливо скривившись, приложила его к аккуратному, чуть вздёрнутому носику.
– Это решительно невозможно терпеть! Может старина канцлер, как Синяя борода, запирает невинных горничных в чулане, или в гардеробе? Это бы все объяснило – разлагаясь, бедняжки воняют, а уборщицы из трупов так себе.
Недолго думая, девушка подбежала к широкому подоконнику и выдернула шпингалет. Высокое окно распахнулось навстречу свежему воздуху и крикам с дворцового двора:
– Буревестники Республики! – голосили мальчишки-посыльные и их деревянные сабо отбивали тревожный ритм по плитам плаца.
Огромные бордово-малиновые дирижабли Молодой Республики надвигались со стороны рассвета, заслоняя собой стеснительное солнце ранней осени.
– Вторжение! – громко всхлипнула истеричная прачка, задирая голову к небу. Ей тут же поддакнул кучер, вечно слоняющийся без дела с тех пор, как княжна предпочла паробус торжественным выездам в карете, запряженной четверкой вороных.
Мари Эльмпт, фрейлина ее Светлейшества княжны Балтии, обладательница жемчужных шпилек, открывающих любую дверь, роскошного турнюра, позволяющего незаметно проносить через эти двери любые сокровища и самых хитрых глаз во всем государстве, довольно улыбнулась. Пока весь двор кудахчет и снует переполошенным курятником, легче легкого остаться незамеченной и осуществить давно задуманное. А задумала Мари мелкую шалость – всего-то ограбить Рихарда Кригера, канцлера Балтии и ее фактического правителя, со времен исчезновения Князя Ипполита Семнадцатого.
Впрочем, воровкой Мари себя не считала. Разве это преступление – забрать фамильную ценность, отнятую обманом у слабого? Осложнял задачу откровенный бардак, царивший в кабинете. Помимо чашек с остатками чая, разной степени свежести и сигарного пепла, спорящего с пылью за главенство в углах и на полу, повсюду валялись газеты, альманахи и листы, отпечатанные на машинке. Похожий на ощерившегося ежа агрегат, наряду с вечно ломающимся паробусом княжны, был, пожалуй, главной передовой ценностью дворца. Если не считать коллекцию механизмов самой фрейлины – тайную, как и все ее «безобидные» увлечения.
Стол с печатной машинкой был оазисом чистоты и порядка посреди океана хаоса. Аккуратную стопку чистых листов удерживало янтарное пресс-папье в форме имперской субмарины, точь-в- точь как та, что девять лет назад скрылась в морских пучинах вместе с князем Ипполитом.
Девушка сунула любопытный нос под утыканную буквенными кнопками полусферу печатного аппарата. На латунном цилиндре крепилась бумага, буквы чужого языка нехотя собирались во фразы казенного отчета о затратах и результатах работ.
– Британский? – Мари скривилась. Из всех языков Островной Империи этот казался ей самым примитивным, годным разве что, для разговоров с прислугой. Другое дело принятый среди воздухоплавателей диалект Туманных островов юга. Над ним юная фрейлина корпела не один год, оттачивая звуки, похожие на свист ветра в натянутых вантах воздушных кораблей и шелест парусов, расправленных надвигающимся штормом.
– Скука, – протянула девушка, скривив идеально очерченные алые губы в презрительной гримасе. Отчет о трате денег привлекал ее значительно меньше самих трат. Пожалуй, половины этой суммы ей бы хватило на новое платье, сапожки и зонтик. А еще макинтош, а то надвигается зима, и шторма начнут свирепствовать, перекидывая через узкую морскую косу валы волн, высотой с дом зажиточного горожанина. К макинтошу обязательно нужна подходящая шляпка, а кто же покупает шляпку, не позаботившись о перчатках в тон? Не помешает и саквояж, в конце концов в Балтии совершенно нечего делать, и можно уговорить Амелию отправиться с визитом в соседнюю Силезию – отличное место блеснуть новым платьем на роскошных рождественских балах.
Мари мечтательно вздохнула – картины красивой жизни были такими яркими, такими манящими, не то, что участь фрейлины при дворе капризной дурехи-княжны, в захудалой стране, только и гордящейся что сто одним способом посола селедки, да россыпями янтаря, волею судьбы прибиваемого морем именно к здешним берегам.
Когда-нибудь она обязательно уедет – в новом платье, с кружевным зонтом, в перчатках оттенка «Аделаида»*(принятое в Викторианскую эпоху название красновато-лилового цвета) гордо выйдет за двери обшарпанного замшелого дворца и даже не обернется. Но сейчас надо браться за дело – отцовское состояние само себя не вернет. Где-то здесь в бардаке кабинета канцлер хранил их фамильный перстень и малахитовые четки, привезенные ее предком из самой Гардарики. Фрейлина огляделась. Либо Рихард Кригер был мастером тайников, либо создателем хаоса высшего уровня. Мари взяла в руки янтарное пресс-папье и взглянула в него на просвет – обычная безделушка, ни замка, ни полости. Девушка разочарованно вздохнула и уже собралась вернуть вещицу на место, как порыв ветра взметнул легкую бумагу.
– Сквозняк? – она была уверена, что плотно притворила за собой дверь, а за окном занималось утро, безветренное и безмятежное, если не считать приближающихся