уровень японского языка достигается быстро, а вот для исследовательской работы его не хватало, и Александр Алексеевич обратился за помощью к другому эмигранту – бывшему поручику Михаилу Петровичу Григорьеву, блестящему переводчику, гражданину Японии и сотруднику Военной академии. Григорьев тогда как раз работал над переводом «Кодзики» – священного текста VIII века о происхождении Японии. Вановский использовал его труды и их совместные философско-религиозные изыскания для своей статьи «Мифология “Кодзики” и Библия», опубликованной в 1934 году в Париже. Работа получила благожелательные отзывы Рериха и Бердяева.
Александр Алексеевич вспоминал: «В 1939 году, когда Григорьев окончательно переехал в Харбин, я задумал написать свои воспоминания о бурном прошлом, пережитом в царской России. <…> …и вот тут меня, что называется, озарило – если на меня, человека ХХ столетия, вулкан произвёл столь сильное впечатление, то тем более это можно сказать про предков японского народа, пришедшего из глубины Азиатского материка, где нет вулканов»12.
К 1941 году Александр Алексеевич завершил работу над книгой «Вулканы и Солнце», в которой предлагал новое толкование «Кодзики» с точки зрения вулканической природы Японии. Уже после войны книга вызвала бурный восторг японских учёных, изучающих мифологию своей страны. Она переиздаётся в Японии до сих пор. И всё же, при всей его восторженности от вулканов, основная и глубоко личная тема эссе Вановского не изменилась: Шекспир и христианство. Этому посвящены его работы «Путь Иисуса от иудаизма к христианству в толковании Шекспира», «Третий завет, или Апокалипсис», уже упоминавшийся «Сын человеческий…» и другие.
«Затруднение для ликвидации»
Хотел ли Вановский вернуться? Безусловно. В 1926 году он обратился в советское полпредство с просьбой о предоставлении ему гражданства. Второй секретарь консульского отдела Л. Сверчевский, личность которого не установлена до сих пор, и есть основания полагать, что это не настоящая фамилия, а псевдоним, побеседовал с эмигрантом и составил отчёт под грифом «Секретно»: «Заключение по делу Александра Алексеевича Вановского, возбудившего ходатайство о восстановлении гражданства»13. В многостраничном документе дипломат самым подробным образом воспроизвёл жизненный путь кандидата на репатриацию. Начал с подавления восстания в Киеве в 1905 году, о котором Вановский сообщил следующее: «Событие это произвело на меня ужасное впечатление, послужившее истоком всей моей дальнейшей эволюции. Впервые для меня, правда смутно, возник вопрос моральной ответственности партии за жертвы революции». Можно представить, как, услышав это, Сверчевский живо осознал перспективу его личной ответственности перед той же партией и её карающим мечом – ОГПУ за поддержку отступника. В протоколе он констатировал: «В итоге с этого момента начинается факт отхода Вановского от революционного движения».
После признания же Александра