иной успех и создавать в той или иной степени затруднение для ликвидации возникающих перед партией препятствий.
Выводы: Не входя в рассмотрение морального элемента в этом вопросе (возможно ли оставление за границей в материальной нужде пусть и бывшего большевика, пусть и заражённого мистицизмом), подходя к данному вопросу лишь с точки зрения голой целесообразности, нужно признать, что возвращение Вановского в СССР, по крайней мере в настоящий момент, вряд ли желательно».
Предусмотрительный Сверчевский на всякий случай вынес заключение и о возможности использования Вановского в Японии для нужд советской разведки. С этой точки зрения была зафиксирована полная бесполезность эмигранта:
«1. Японии он совершенно не знает, а потому в этом вопросе полезен быть не может. 2. От своей специальности (окончил Третий московский кадетский корпус, Московское бывшее Императорское техническое училище, Петроградские радиотелеграфные офицерские курсы) Вановский открещивается. <…> Единственное, чем Вановский выражает определённое желание заниматься, это литературная деятельность, главным образом в области исследования творчества Шекспира, в каковой области, по заявлению Вановского, у него имеется много неизданных оригинальных материалов».
Сверчевскому основатель РСДРП не понравился и не показался полезным. Возможно, в том числе и потому, что Александр Алексеевич в анкете указал: «В настоящее время нахожусь в больнице доктора Сано уже семь месяцев, лечусь от неврастении. Адрес: Токио, Суругадай, Больница доктора Сано для нервных болезней».
На генконсула Советского Союза Константина Лигского[5], который сам был когда-то подпольщиком и жил в эмиграции, история Вановского и его бедственная ситуация со здоровьем произвели совершенно иное впечатление. При чтении данного им заключения временами складывается впечатление, что генконсул беседовал с другим человеком – не с тем, что приходил к Сверчевскому. Появляется оно из-за того, что Лигский явно сочувствовал кандидату, а Сверчевский столь же явно – нет:
«Вановский хворал неврастенией до 1905 года, болен ею теперь. В прошлом году болезнь его до того обострилась, что он не мог ни писать, ни говорить, вообще не мог выносить никакого шума и присутствия поблизости людей. Несколько месяцев прожил на Хоккайдо на положении отшельника, вдали от жилых мест в палатке. <…> …анкеты заполнены им лишь с его слов гр-кой Бубновой[6], и то с большим трудом, и им подписаны и т. д.
По личному впечатлению – это человек с тонкой душевной организацией, болезненно реагирующий на все более или менее крупные внешние явления… <…>
Временами производит впечатление настоящего ребёнка со всей непосредственностью последнего. Временами настораживается и болезненно прислушивается, приглядывается, точно ожидая откуда-то удара. Очевиден уклон к мистике, который начался в том же 1905 году. Занимался много литературой, специализировался