в твоих словах. Казалось, ты проник прямо в мое сердце, угадал самые сокровенные желания.
Нерешительно кивнула головой.
– Хорошо… Пусть будет так.
С лёгкой небрежностью вскинул голову, всматриваясь в тёмную поверхность воды, где дрожала смутная тень. Аккуратно взял воображаемые краски, смешал цвета с удивительной ловкостью рук. Постепенно появились оттенки голубых волн, золотистых бликов солнца, фиолетового неба, яркие вспышки оранжевого и розового цветов отражались в водах реки.
Каждый мазок был наполнен страстью и эмоциями, казалось, будто он вплетает нити души своей модели в полотно природы. Каждый штрих раскрывал новую грань красоты, каждая линия подчёркивала индивидуальность и внутренний мир.
Постепенно мое отражение приобрело новый облик: стало ярче, глубже, сильнее. Оно наполнилось жизнью, сияло радостью и вдохновением. Я чувствовала, как моя собственная сущность преобразуется вместе с изображением на холсте.
– Теперь ваша история началась заново, – тихо сказал ты, аккуратно закрывая палитру. – Я дал вам возможность почувствовать вкус настоящей жизни, теперь дело за вами – продолжить эту историю.
Мне захотелось сказать ещё много всего тебе, узнать больше, выразить благодарность за этот неожиданный подарок судьбы. Однако ты уже растворился во мгле осенней ночи, оставив лишь шлейф таинственности и лёгкое дуновение ветра. Ты, как всегда, был очень необычен.
Когда я пришла к тебе во второй раз, ты встретил меня на площадке, перед своей дверью в экстравагантном наряде: тапочки и ярко малиновый плащ. Над тапочками, кроме природной растительности, вьющейся дикими зарослями, ничего не было.
Квартира была обильно напичкана картинами, висевшими, лежащими, прислоненными, наваленными и любовно сложенными в стопочку. Мой внутренний голос шипел: «Маша, беги быстрее». Но я осталась.
Ты переоделся, и перестал отличаться от остальных смертных. Только бешеные глаза и руки, живущие казалось отдельной жизнью, несли «клеймо гениальности».
Чай мы пили на кухне, утопающей в хаосе банок с красками, кистей и полусъеденных бутербродов – археологи раскопали стоянку богемного племени. Каждый предмет, казалось, вопил о своей уникальности, о своей роли в этом безумном спектакле.
Ты говорил, захлебываясь словами, о цвете, о форме, о "божественной пропорции" в кривом изгибе окурка. Твои руки взлетали и падали, очерчивая в воздухе немыслимые фигуры. Я сидела, завороженная этим потоком сознания.
– А почему ты рисуешь именно так? Почему этот цвет здесь, эта форма там?
Голос был нежный, слегка дрожащий от волнения.
– О, моя дорогая Маша! – ответил ты, поворачиваясь ко мне с улыбкой. – В природе есть особая гармония, которую мы называем «божественная пропорция». Когда ты смотришь на дерево, видишь ли ты лишь ветки и листья? Или же ощущаешь нечто большее: движение ветвей вверх, к небу, переплетение стволов и корней в бесконечном танце жизни?
Я задумалась, пристально глядя на картину. Мои глаза