с ботинок. Тут сосед обернулся.
– Заходи вечером, сообразим чего-нибудь, на гитаре поиграем.
– Хорошо… А разве ты на гитаре играешь?
– Я? Я очень хорошо играю на гитаре. Только не все могут слушать мою игру. – И он деловито зашагал к своему дому.
Вечером в свете фонарей дорога приобрела лунный цвет. По этой лунной дороге с длинными синими тенями дошёл Георг до соседского дома.
Сосед сидел по-турецки на полу у голландской печи и, терзая гитару, голосил:
– В деревне той Ясной поляне
Теперь никого, ничего.
Подайте ж, подайте, славяне,
Я сын незаконный его…
«Хороший он человек», – думал Георг.
Огромная птица широко кружила по небу, расправив крылья, и всё сыпала и сыпала снегом. Вот она сделала неслышный взмах и тихо спустилась на крышу. Мороз крепчал. Уснувшие ветви обрастали снежной бахромой, на ветвях темнели красные ягоды, похожие на капли медвежьей крови. Их накрыли снежные шапки. В сердце птицы грелся зародыш будущей весны. Всё было спокойно.
ОДИН ДЕНЬ ЮЛИАНА ПАВЛОВИЧА
Юлиан Павлович Бернц сидел на кровати у себя дома. он был в трико. В комнате было темно, и дырки на коленях светились. Он пытался вспомнить, что было вчера. Пустой шифоньер с распахнутыми дверцами напоминал о том, что вчера ушла жена. Изнутри сосала какая-то зыбкая неуверенность – что делать дальше. «Я свободен!» – попытался радоваться Бернц. Но обычный уклад жизни был нарушен, на кухне не шкварчало, и это порождало дискомфорт. Юлиан Павлович включил радио. «… Сообщает, что на ближайшие дни объявлена полярная ночь, окончание которой прогнозировать пока не представляется возможным. Ожидаются также обильные снегопады и… – послышалось что-то похожее на «очаговый педикулёз». – Во избежание занесения снегом просим всех оставаться дома». Бернц выслушал сообщение с совершенным равнодушием. Посмотреть по телевизору футбол не удалось, в связи с обильными снегопадами трансляция телепередач была временно прекращена. Тогда Юлиан Павлович решил поесть. Повздыхав о холостяцкой доле, он наконец изжарил себе яичницу, и затем, поев, лёг на кровать. Стало немного повеселее. Пролежав часов пять, Бернц снова почувствовал голод и изжарил себе ещё одну яичницу. Тут ему стало тошно.
Несмотря на сообщения метеорологов, он решил выйти на улицу и пойти навстречу приключениям. Бернц нахлобучил шапку и пальто и спустился по лестнице. Дверь открылась с большим трудом, дом был окружён высокими сугробами. Проваливаясь в снег выше колен, Юлиан Павлович упрямо пошёл прочь от дома. Идти было трудно, но он боролся с усталостью и шёл. Городок нельзя было узнать. Теперь он представлял собой сплошную снежную равнину, на которой лишь кое-где торчали верхние этажи домов. Наконец Юлиан Павлович решил оглянуться, чтобы посмотреть, далеко ли он ушёл от дома, но не увидел ничего позади себя, кроме пустого снежного горизонта. Испугавшись, он повернул в обратную сторону и снова пошёл. Шёл он довольно долго, но город не показывался.