ому я иду добровольно и спокойно.
Я немного прикрываю глаза и иду будто в полудрёме. Это состояние между сном и явью, когда ты уже не можешь отличить одно от другого. Просыпаешься, очевидно, в реальности, события, которые ты только что переживал тоже казались ещё секунду назад совершенно реальными, но ты понимаешь, что это был уже сон.
Вот так и сейчас я вхожу в это состояние, я чувствую покой, смирение. Мне всё равно.
Как-то незаметно мой конвой становится больше, несколько священников, из боевого крыла, теперь идут передо мной, а один, кажется, самый молодой, постоянно озирается, нервничает, нарушает торжественность момента. Можно сказать, что теперь я участник целой процессии, большая честь, однако.
Мне сказали, что со мной будет говорить Бог. Странно думать, что с тобой сейчас будет общаться кто-то или что-то в существование чего ты не веришь.
Перед выходом из камеры мне дали попить кофе и теперь я доволен.
Хотя я лукавлю сразу по двум пунктам. Мне не хотелось никуда идти, поэтому довольство тут понятие относительное. Ну и камерой это место я зря назвал, прекрасные апартаменты, которые мне выделили при Первом храме, не заслуживают оскорбительного слова “камера”. Со мной обращались очень хорошо, им нравится, что я со всем согласен, что у меня нет воли.
Мы идём медленно, но всё равно как-то очень долго. Не думал, что тут такие большие расстояния.
Мы поднимаемся по высокой каменной лестнице, подниматься неприятно – болят колени, надо было больше следить за собой, а то вот к 40 я уже развалина. Хотя чего уж теперь. Лестница позади, нас ждёт продолжение коридора, но кажется уже довольно лаконичное.
Мы останавливаемся у высокой деревянной двери. Она ведёт в боковой неф, если я правильно представляю себе географию этого места.
Священник постарше подходит к дверям и с силой толкает их от себя.
Они бесшумно отворяются и на нас падает свет собора. Пока я ещё в тени, но я медленно иду к свету. Шаг, ещё шаг и мне уже приходится сильнее прикрыть глаза, чтобы свет не резал так сильно.
Мне всегда нравилась полутьма, а тут так ярко…
Мы выходим в центральный неф, я приоткрываю глаза пошире. Стеклянная крыша позволяет всему собору наполнится ярким солнечным светом. Надо же, какая хорошая погода.
Позолоченный декор на белых стенах сверкает и искрится.
В зале почти никого, только в дальнем конце, в трансепте, стоит трое человек рядом с простым равносторонним деревянным крестом. За ним белая стена с пятнами несмываемой крови великих жертв.
Люди: Первый, Второй и взбалмошная красивая девица, телохранитель Первого. Я видел её несколько раз раньше, она очень мила, а сегодня даже не заточена в латы. Кажется, на ней платье, надо же, сколько радости.
На мужчинах белоснежные брючные костюмы, аж слепит смотреть. Интересно, как они в них едят?
Мы подходим ближе и я чувствую как Первый нервничает. Второй тоже это чувствует, но не может понять что это. Всё же его способности совсем на детском уровне.
Мои бравые охранники, как я сейчас замечаю, остались в полутёмном коридоре, а боевые священники тихонько разошлись в боковые нефы – я иду один.
Расправляю плечи, хочется казаться чуть выше, хотя до Второго мне всё равно будет далеко. Девица внимательно следит за моими движениями, она очень напряжена. Мне льстит этот её взгляд, полный агрессивного интереса.
Я подхожу вплотную к троице и останавливаюсь.
Ну вот и всё, время вышло, а казалось, что его так много, что можно так долго ничего не делать и ничего не решать.
Первый рукой указывает мне на крест. Он улыбается, человек великой воли, ничего не скажешь.
Я тоже улыбаюсь, поднимаю голову и смотрю ему в глаза.
Мгновение длится вечность.
Я делюсь с ним своей памятью, пусть он узнает как всё было.
Прежде чем он перестанет существовать.
Прежде чем я перестану существовать.
Прежде чем перестанет существовать их Бог, если вдруг он у них и правда есть.
Я смотрю ему в глаза…
Жертва I. Чуть меньше года назад
Я сижу тут в одиночестве.
Наверное, уже почти сутки прошли, а может быть меньше, трудно считать время, когда тебе решительно нечем заняться и когда нет контакта с тем, что происходит на улице.
Я надеялся, если честно, что моё последнее пристанище будет с окнами, но нет. Яркие масляные лампы на стенах, вот и всё. В комнате очень светло, можно рассмотреть убранство. Прекрасные ковры на полу, очень мягкая, как оказалось, кровать под балдахином. Несколько шкафов красного дерева набитых книгами, на вид старые – и шкафы, и книги.
Мне дали несколько листов бумаги, ладно удивительно много листов бумаги и перо. Я не так хорошо пишу, как мне хотелось бы, но пробую. Пишу просто так, без особого замысла.
Я думал, что в мою последнюю ночь меня будет мучать бессонница, однако