ну-ка… – Волосатая сиреневая лапища потянулась через весь стол. – Иди… сюдааа…
Казалось, что окружающие перестали дышать, а мухи жужжать.
Тим не шевелился.
Медведь взревел и пнул стол в сторону, тот влетел в стойку и рассыпался на части. Кто-то взвизгнул от неожиданности, кто-то замычал от боли.
Две лапищи опустились на худенькие плечи паренька, затрещали швы куртки, ноги Тима повисли в паре сантиметров над полом.
Никто так и не понял, что произошло дальше, только Медведь взвыл-заскулил, а юный художник повторил траекторию давешнего стола.
– Что. Здесь. Происходит. – Над посетителями таверны прогрохотал густой хрипловатый голос лорда Вульфа.
Тим поднялся с пола, нашарил рукой упавшую твидовую шляпу, нахлобучил на самые глаза, поравнялся с наставником, выразительно пожал плечами:
– Да кто ж их, работяг, разберет…
И выскочил на улицу.
***
«Не могу… Не могу… Не могу привыкнуть… Не могу привыкнуть… Не могу…» – Тим, не переставая, прыгал из угла в угол по мансарде.
По небеленым каменным стенам комнатушки, в которой проживал молодой человек, медленно расплывалось ярко-алое пятно заката. Единственный момент дня, когда жилье художника преображалось, теряло свой одинокий и угрюмый облик.
Кроме старого скрипучего табурета вся обстановка состояла из лежанки, – на ней бесформенным кулем взгромоздилось лоскутное одеяло, замызганное до невнятного серо-коричневого цвета, – жестяного умывальника-рукомойника да деревянного рассохшегося и потемневшего до цвета поджаренной корочки стола. Когда-то он был обеденным, а сейчас его столешницу покрывала густая пыль, сухие колкие крошки хлеба, мелки пастели, сангины и угля, ворох набросков, дырявый носок и приближающаяся ночная тоска.
Тим разгонялся всё сильнее, но пространства хватало на каких-то жалких пять прыжков. На улицу не хотелось. Мысли путались после игры в криббедж.
«Не то… Не то… Всё не то… Всё не то…» – Он остановился, замер, закусив костяшку указательного пальца.
– Допустим! – воскликнул художник, спустя 20 ударов сердца, и принялся сметать всё подряд со стола.
Затем залез под него, шебуршился там еще ударов 30-ть. Попятился на четвереньках, тут же огрелся вихрастым затылком о перекладину, вскрикнул. Выпрастался и уселся, скрестив ноги. В руках перед собой держал какую-то прямоугольную картонку.
– И что, – это был не вопрос, – ты здесь. Откуда? Или нет…
Тим снова вскочил и запружинил по комнате.
– Подожди… Если ты здесь… и там тоже ты… Как?!
Парень обвел взглядом свою каморку, но ответчика не наблюдалось.
– Но там был валет! А сейчас… – Художник постарался сфокусироваться на карте. – Кто ты? Я тебя не знаю!
Тим швырнул злосчастную картонку и отпрыгнул, задел этюдник, на котором его дожидался незавершенный пейзаж. Пришлось пожертвовать своим равновесием, чтобы картина и часть инструментов уцелела. Боль немного отвлекла его. Парень уселся на пол и принялся собирать