мальчика. Не на костре ли? Мужчина неспешно выпрямился, массируя затёкшее колено. Теперь он возвышался над детьми, будто сказочный великан, внушающий уважение и страх.
– Тщеславие – грех, дитя, – с нажимом молвил жрец. – Гордыня – грех. Смирение и скромность – вот добродетели, к которым следует стремиться хорошим мальчикам и девочкам. Всем нам до́лжно быть благодарными и чтить Сильных мира сего, что спасли мир на заре истории. Они покинули нас, Маркус, потому что так заведено: как родители отпускают дитя в самостоятельную жизнь, как птицы выталкивают оперившихся птенцов из гнёзд, так и боги позволили нам с вами жить дальше без их присмотра.
– Они завещали нам большое будущее, – протянула Хелейна и забавно склонила голову к плечу. – Как мой отец, пока его не… пока он не погиб в бою, – она сглотнула. – Он завещал мне чтить богов и ступать по их пути. Папа учил, что искренняя вера поможет найти счастье в жизни.
– Твой отец был мудрым человеком. И отважным!
– Он отдал жизнь за Хизар, – прошептала девочка. – Уходя в ополчение, он повязал на плечо белую ленту Порядка.
– Жаль, не спасла его эта ленточка, – фыркнула Па́рси, сирота-ромулка. – Мятежники оказались сильнее.
Хелейна не ответила, лишь опустила голову и спрятала дрожавшие губы в белёсые кудри.
– Вы всё рано повзрослели и уже должны понимать, – жрец окинул их тяжёлым отеческим взглядом. – Куда ведёт праведность, а куда – грех. Куда ведут порочные мысли, и кто их на самом деле порождает.
– Ч-ч-чёрный, – пискнул Роджи.
– Грёзы о новых богах поведут нас по тропе предательства, дети. А мы-то с вами хорошо знаем, – учитель выдержал тягучую паузу. – Что кара за предательство неминуема и страшна. Как сам Разрушение был заперт в горящей бездне, так и последователи его окончат дни в застенке или на костре.
Мужчина широко улыбнулся и поспешил прикрыть горечь догм под пеленой сладкого обещания:
– На сегодня закончим. Как насчет булочек с чабрецом и сливочным маслом? Давайте сходим в трактир к моей куме, она всех угостит…
Дети шумной ватагой вывалились из святилища и наперегонки бросились к знакомому трактиру: добрячка Таисса часто баловала сладким подопечных двоюродного брата, сочувствуя их горю. Жрец видел, как Хелейна притормозила и взяла Роджи за ручку. Если выживет, наверняка станет хорошей матерью.
– Я не люблю чабрец, – раздалось за спиной.
Он обернулся и увидел Маркуса, мнущегося на пороге храма.
– Другие дети обижают тебя, сын? – спросил жрец. – Оттого не хочешь идти со всеми?
– Обижают, – сирота не стал скрывать очевидное, но поспешил добавить. – Но я правда не люблю чабрец. Да и вообще не голоден. Можно, я пойду в дом?
Дом. Так сироты называли ветхое здание рядом с ратушей, то самое, что раньше служило оружейной, а ныне пустовало. Лорд Бейн милостью короля Ната́на II Хизарского велел разместить детей именно там, хотя пол в строении давно прогнил, а сквозь щели в крыше сыпалась старая солома. Жрец с радостью