святилище старых богов наконец-то догорело. С ночи пламя глодало массивные дубовые балки, и, как бы не пыжился пиромант, ускорить этот процесс не получалось. Досадное недоразумение, которое вполне можно было бы превратить в знамение – но никто из жрецов не смог воспользоваться таким сладким шансом. Их тела сгорели вместе с алтарями Слабых.
Омма и её верные вывели лорда-градоначальника из ратуши и подтащили к центру площади Красного храма. Благородный Со́верин показался Юджену образцовым толстосумом, на которого можно было бы спустить народный гнев: рыхлый и сутулый, с округлым животом и тремя подбородками, трясущимися от страха и жалости к себе. Соверин что-то бормотал под нос, веря, что Омма его слышит. Ну, она-то, может, и слышала – вот только вряд ли слушала.
Улицы, примыкавшие к храму Зрелости, заполонили мирные жители и продажные солдаты. Хельтцев запустили во все окрестные дома, так, чтобы как можно больше людей видели падение старого режима и рождение нового порядка. Встревоженные, напряжённые лица виднелись в каждом оконном проёме. Многие молодые люди и даже дети сидели на козырьках крыш в ожидании приказов. Юджен, успевший облачиться в угольную рясу с зауженными рукавами, ловил на себе их взгляды и приветливо улыбался; мало кто из мирных знал, кто он и какую роль сыграл в событиях минувшей ночи. Горожане, и стар, и млад, должны были поверить, что от верных Разрушению следовало ждать лишь добра и безусловной, щедрой любви.
Но сначала градоначальник придаст их фигурам весу.
Омма рассредоточила своих головорезов по улице и поставила лорда Соверина на колени перед толпой. Юджен оказался чуть позади и ждал её вступительного слова, но Волчица лишь стиснула когтистые пальцы на плече чиновника, и тот, прерывисто вздохнув, громко заговорил:
– Горожане, слушайте же. Исакаты, запоминайте! Вслед за поражением следует победа, чем не чудо! Наш славный город больше не подчиняется лже-королю Фредераду. Отныне он – вольный Хельт, что положит основу могучему государству, что никогда больше не познает тягот нищеты, безработицы и страха. Государству, что вернётся к истокам и станет могилой ущербному миропорядку.
Толпа молчала, не смея роптать и задавать вопросы, однако Костяной Ремесленник видел сомнения вперемешку с надеждой. В душе разлилось приятное тепло: верные были правы, о, как же они были правы! Север и впрямь заждался перемен. Многие из хельтцев наверняка слышали истории торговцев, что возвращались из Иселина и рассказывали о том, как сыто и довольно жили джинны всего в нескольких лигах от границы. Их ханы обретали власть не по наследству, но по воле народа – прямо как в Хизаре до вознесения Сильных. Иселинцы избирали правителей за силу и громкие достижения, а те понимали, чего стоит высокое положение. Ханы джиннских городов превыше всего ценили благополучие подданных, понимая, что повлечёт за собой их недовольство.
На фоне ханов лорды-градоначальники севера смотрелись не просто блёкло и жалко, но попросту низко. То были последыши вымирающего