. Он был весь заледенелый, недвижимый, как будто нарисован фломастером на стекле. Деревья стояли тонкими тенями, с чуть подрагивающими ветками – в такт её дыханию, в такт шагам, которых я не слышал, но знал: она идёт.
Её лицо скрывалось. Только силуэт: жёлтая куртка, волосы, развевавшиеся навстречу ветру. Её голос был ближе, чем она сама. В нём слышалось нечто за пределами слов – тоска, тревога, может, даже предупреждение. Я не видел, где она, – снег заволакивал всё. Но знал: она зовёт меня. Силуэт возникал и исчезал в метели, а за спиной у неё будто шевелилась тень – чужая, несоразмерная, нереальная. Я хотел крикнуть, но рот наполнился снегом. Он был повсюду – в горле, в лёгких, в груди. Я задыхался. И вдруг она обернулась. Я не ожидал – и это меня остановило. В её глазах, янтарных, покрасневших от ветра, был страх. Настоящий.
– Эдди…
Сон рассыпался. Я вынырнул, будто из-под воды – с шумным вдохом, с пульсом в висках. Воздух был тёплым, но казался ледяным. Я лежал в темноте, не двигаясь, чувствуя, как рубашка прилипла к спине. Комната – наша общая спальня в интернате – была полна тени. Только тонкая полоска света из коридора пробивалась из-под двери. Тикали часы. Где-то далеко, на первом этаже, хлопнула дверь.
Я сел как будто меня толкнули в грудь. Сон не ушёл – он остался внутри. Как комок. Как предчувствие. Я закрыл глаза – и тут же снова увидел это пятно – алое, как краска, на белом снегу. Последнее, что я запомнил: пятно. И её глаза.
– Элли… – прошептал я. Имя прозвучало как клятва.
Я не был уверен, что это кошмар. Такие сны не приходят просто так. Внутри будто что-то щёлкнуло – как если бы старая, давно забытая дверь, вдруг приоткрылась. И за ней – тревога. Я встал. Тихо. Почти беззвучно. Нашарил под кроватью ботинки, натянул их, потом куртку, шарф. Пальцы дрожали. Не от холода – от чего-то другого. От чего-то, что я не мог объяснить. Сердце билось сильно, чётко, но звучало в ушах слишком громко – будто кто-то стучал изнутри, требуя: «Иди».
– Эдди? – голос из темноты, тихий, хрипловатый, сонный. – Эдди, ты чего? Ты куда?
Уолли. Он приподнялся, глаза полузакрыты, волосы торчали в разные стороны, как у щенка. Я не ответил сразу. Он видел, как я одеваюсь. Понял – я ухожу. Не просто в туалет. Не на кухню. Ухожу по-настоящему.
– Ты пошёл гулять? – Голос стал чуть громче, в нём мелькнула тревога. – Или ты сбегаешь?
– Уолли… – Я присел к нему на кровать, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. – Помнишь, я рассказывал тебе про Элли?
Он заморгал, и я сразу понял – помнит. Уолли всегда моргал три раза, когда вспоминал что-то важное. Он не умел сдерживать эмоции. Был слишком честным.
– Твоя Элли… Да. Конечно. Что с ней?
– Я не знаю. Но… – Я замолчал, подбирая слова. – Она снится мне. Часто. Но сейчас – по-другому. Это был не просто сон. Это был знак. И я… я должен поехать. Найти её.
Он выдохнул – так, как будто ждал этого признания.
– Один? – спросил он. – Без меня?
– Да, один. Это может быть опасно. Я не могу тебя втянуть в это. Если со мной что-то случится, мне надо знать, что ты остался. Прикрой меня, пожалуйста.
Он сел – теперь уже полностью проснувшийся. Смотрел на меня долго, не отводя глаз.
– Если ты не вернёшься… – Он сглотнул. – Я тоже уйду. Слышишь? Не смей исчезнуть навсегда. Обещай мне.
– Обещаю, Уолли. Я вернусь. Или… заберу тебя с собой. Но я обещаю.
– Повтори это. Громче.
– Обещаю.
Он резко поднялся и начал метаться по комнате. Не спрашивал, сколько у меня денег, есть ли план, кому я вообще там нужен. Он просто начал собирать меня – как будто знал, что путь предстоит долгий и тяжёлый. Он сунул мне свою щётку, старый шарф с дыркой, носки, яблоко, даже телефонный справочник – зачем он нам, никто не знал. Мы перебрали всё. Отбирали по принципу "если замёрзну – что согреет". Он дал мне свои сбережения: мятые пятёрки, пару монет. Я добавил свои, и в итоге у нас вышло сорок шесть долларов и пятьдесят семь центов. На билет точно хватит. А дальше – видно будет.
Перед выходом я посмотрел в окно. За стеклом – чернота. Ни единого огонька. Уолли стоял рядом, молча. Только обнял – быстро, крепко. Без слов. Слова были не нужны.
Я вышел в коридор. Шёл медленно, крадучись. Привычный запах мела, слегка прогорклого пластика, старого паркета. Лампочки в коридоре светили тускло, и в их потрескивании слышалось: «Иди». Я запоминал это здание. Как оно дышит. Как оно прощается.
Во двор я вышел через старую лазейку в заборе – мы с ребятами нашли её пару месяцев назад. Тогда она вела к свободе на пятнадцать минут перекура. Теперь – к чему-то большему.
Небо было тяжёлым, как металл. Воздух резал щеки. Я шёл быстро, но не торопливо. Надо было сохранять силы. Дойти до станции. Купить билет. Сесть. Приехать. Найти Элли. Всё просто.
На автобусной станции пахло мусором и табаком. Я купил билет до Нью-Йорка и принялся ждать. Спать нельзя. Стоило закрыть глаза – и всё это могло исчезнуть. Поэтому я смотрел на людей.
Мужчина