у обитателей Скифии слепо, не задумываясь над глубоким философским смыслом креста.
А одежда монахов, – после небольшой паузы продолжал Константин. – Ты когда-нибудь думал, откуда взялся этот покрой? Откуда черный халат и колпак? – Полиевкт отрицательно покачал головой.
– Халат назывался кафтаном, он был обязателен у жителей Скифии при священнодействии, – объяснял Константин. – За плечами любого северного кочевника висел башлык – шерстяной остроконечный капюшон. Христианские монахи соединили кафтан и башлык. Так появилась знакомая тебе одежда. Сильно отличается от белых хламид и накидок у жрецов средиземноморских. Не так ли?
– О том, на что похоже их одеяние, никогда не задумывались монахи в монастырях, – чуть иронично сказал Полиевкт.
– А задумывались ли они тогда, откуда вообще появились в Европе монахи и монастыри? – Спросил Константин и сам же ответил. – Скажу сразу, идея монастырей и монашества не скифская. Скифы переняли ее у тибетцев[637], и через них, позже, эта идея попала в Европу.
Попасть в далекий Тибет в Индии и подняться под Крышу Мира мечтал каждый. Это был центр мирового паломничества, где побывал и Иисус. Люди жили на берегу священного озера Манас[638] и смотрели на священную гору Кайлас[639], читали молитвы, вели философские беседы. Так там родилась идея монашества.
Основатель самого первого монастыря на Западе Пахомий Великий[640] служил в армии Константина, костяк которой, как известно, составляли скифо-сарматы. Пахомий не был богословом и потому просто перенял у жрецов Скифии устав для своего монастыря. Так вошли в обиход европейских монахов слова «аббат», равно как и «монастырь».
За Пахомием их повторил Бенедикт Нурсийский[641], основатель Бенедиктинского ордена. В своем Ордене он снова повторил устав жрецов Скифии, по которому монашество имело две формы – отшельничество и служение. Именно эти две формы и получили права в христианстве. Кем был по происхождению Бенедикт Нурсийский неизвестно. Но он вырос среди степняков, перешедших на сторону Рима и, видимо, считавших себя римлянами.
Конечно, минули века, обрядовая сторона службы изменилась, а следы – нет, они остались. Они как узоры на коже человека, их нельзя смыть, от них нельзя освободиться.
– Для чего ты мне все это рассказываешь, государь? – Спросил Полиект, набычившись.
– А для того чтобы, несмотря на все официальные замалчивания и предвзятость, ты знал и понимал, что жители Скифии – это не просто язычники.
В Атильском царстве иудеев, христиан и мусульман судят по их законам и только язычников по совести. Как ты думаешь почему? – Полиевкт пожал плечами, и Константин продолжал развивать мысли: – Потому, что совесть, переводится с древнего языка, как «божья весть». Это тонкая материя, которая лежит в основе любой религии. Но, к сожалению, в цивилизованном обществе люди перестали слышать «божью