гены. Зато все, что касается характера, в ней от Бет. И пустым словам она не верит.
Поэтому я коротко отвечаю:
– Да.
– Отлично. И зачем ты звонишь?
– Ты моя дочь, Мег. Я бы хотел тебя увидеть. Пожалуйста.
– А зачем? Представишь меня своей шлюшке? Будем изображать дружное семейство?
Меня передергивает. Моя дочь тоже сквернословит.
– Я…
– Знаешь, папочка, ты бы не ковырялся в ране! Еще не зажила. Ты не тот человек, за которого я тебя принимала. – Я прямо вижу, как она трясет головой. – Ты просто не тот человек.
Я прикусываю задрожавшую губу. Она права.
– Прости.
– Бла, бла, бла… – И она вешает трубку.
Я съезжаю к обочине. Содержимое желудка оказывается на краю шоссе А13. Достается и дверце моего обожаемого «лексуса». В ушах эхом отдаются слова давно умершей матери: «Надеюсь, ты гордишься собой, Адам». Я вытираю рот рукавом рубашки, смотрю на мчащийся мимо транспорт, а потом на небо. Мег ненавидит меня. Я вляпался. И вляпался всерьез.
Дом ничуть не изменился. Не знаю, почему я ждал чего-то другого. Отрезок времени, пока меня здесь не было, не дольше обычного отпуска, однако жизнь дала крутой вираж. Машины Бет нет на подъездной дорожке, и я гадаю, использует ли она гараж, когда там освободилось место от моего автомобиля. Закидываю в рот мятную жвачку и, не раздумывая о том, что буду делать, выхожу из машины.
Под пальцами надрывается звонок. Тишина. Набираю номер. Автоответчик. Ключи у меня есть, но… Иду к гаражу, заглядываю в боковое окошечко. Автомобиля нет, выходит, она точно уехала. Тыльной стороной ладони протираю стекло и заглядываю внутрь. По бокам аккуратные ряды полок, все убрано. Никто не посягнул на место для моего любимого авто – того самого, на пассажирской дверце которого сейчас засохла блевотина.
Я достаю ключи и пытаюсь открыть патентованный замок. Безрезультатно. Второй тоже не поддается. Затем меня осеняет: Бет поменяла замки! Внезапно возникает ощущение, что она внутри. И была там все это время. Я пытаюсь приоткрыть почтовый ящик.
– Бет! Открой дверь!
В ответ – молчание. Я стою на коленях и, выкрутив шею, вглядываясь сквозь прорезь для писем.
– Привет, Адам.
Оборачиваюсь. Сильвия, соседка, одна из тех, с кем мы дружили, стоит в проходе живой изгороди.
Я отряхиваю пыль с брюк.
– Сильвия, м-м-м, я…
– Замки поменяли, – подтверждает она, глядя в сторону.
– Вижу. – Я ищу ее взгляд. В конце концов, более десяти лет мы ходили друг к другу на ужин. – А ты… – У Сильвии всегда были запасные ключи от нашего дома.
– Не проси меня, Адам, пожалуйста.
Я киваю:
– Не буду. Извини. Ты знаешь, где она?
Сильвия пожимает плечами. В этом движении – печаль и сожаление. Мне отчего-то не хочется слушать слова осуждения на своем собственном пороге.
– Ладно, не переживай. Я позвоню ей позже.
Кивком прощаюсь с прежней доброй знакомой и ныряю в безопасность заблеванного «лексуса». Боже!