запахло эвкалиптом. Мать, шаркая ногами, подала шарф.
Осторожно завязав шарф, она сказала:
– Ну вот, теперь вам будет тепло. Старайтесь сегодня поменьше двигаться, и главное, не снимайте шарфа. А теперь мне надо вымыть руки после мази.
– Мама, проводите нашу спасительницу в ванную, – жалобно простонал Борис.
Она тщательно вымыла руки и вытерла вафельным полотенцем, которое ей дала Пиковая дама.
– Сколько мы должны? – понизив голос, спросила та.
– Да вы что, нисколько! – удивленно ответила она. Мать довольно кивнула головой и вместе с ней вернулась в гостиную.
– Мне, право, неудобно, – смущенно замямлил ее сын, положив уже обе ноги на диван. Мазь, видимо, начала согревать поясницу. – Может, вы пообедаете с нами? – спросил он и с мольбой в глазах взглянул на свою мать.
– Да, конечно, – поняв взгляд сына, произнесла она. – Вы, наверное, далеко живете?
Она назвала свой район.
– Не близко, – покачала головой старая дама.
Она смущенно опустила глаза, ей не хотелось рассказывать, как она очутилась в этом районе.
– Ну что ж, давайте накрывать на стол. Мы пообедаем здесь, в гостиной. Боря не сможет ведь к нам присоединиться, – и его мать ласково взглянула на своего страдающего сына.
– Это очень правильная мысль, мама, – воодушевленно ответил Борис.
– Давайте я помогу вам, – предложила она и пошла вместе с ней на кухню.
– Как вас зовут? – учтиво спросила мать.
Она назвала свое имя.
– Прекрасное имя! – воскликнула она. – И сегодня довольно редкое! А меня зовут Анна Павловна.
– Очень приятно.
– А моего недотепу-сына – Борис Николаевич.
Она кивнула. Вскоре они вошли в гостиную с тарелками и супницей. Тарелки, супница и столовые приборы были словно из музея. Они с отцом пользовались самой обыкновенной посудой, из магазина. А эта была другая. Пиковая дама, заметив ее восхищение, довольно добавила:
– Это сервиз еще моей матери. Страшно сказать, сколько ему лет. Она привезла его из Лейпцига, еще до начала первой мировой.
– Вы, наверное, дворяне? – неожиданно для себя спросила она. Борис смущенно закашлял. Его мать как-то потупила взгляд и стала перебирать столовые приборы. Она почувствовала их смущение и тихо произнесла:
– Извините. Я, наверное, задала вам бестактный вопрос…
– За последние годы это слово стало чем-то постыдным и нарицательным, – тихо произнесла старая дама. – Конечно, шила в мешке не утаишь. Мои родители были потомственные дворяне. Когда-то весь этаж принадлежал нам. Мой отец был известный инженер. Он принял революцию, можно сказать, всегда сочувствовал либералам во время монархии. Тихо, конечно, сочувствовал, но революция отказалась принять его. Он успел сам благополучно умереть, иначе бы загремел по пятьдесят второй… Отец Бори, Николай Ильич, имел, как тогда говорилось, рабоче-крестьянское происхождение. Правда, когда мы познакомились с ним, а это было почти перед самой войной, дворян уже