я давно желаю пожаловаться вам, ваше превосходительство! Эта компанейская деятельность вконец меня изнурила и лишила здоровья и губит меня и всю мою семью…
Губернатор хотел видеть ту сторону деятельности Завойко, которой он был известен и за которую был так ценим Компанией. По виду Аяна можно было о многом догадаться.
Завойко стал рассказывать о своей хозяйственной деятельности.
Впервые за время своего путешествия губернатор почувствовал себя в сфере коммерческих интересов Компании. Тут все дышало интересами ее пайщиков. «У Компании нет и не может быть той цели, – думал Муравьев, – что у меня…»
И он знал теперь, что когда-то во главе Компании, основанной для добычи пушнины на американских землях, открытых Шелиховым, стояли иркутские купцы. После смерти Шелихова правителем и главой всего дела была вдова и спутница Шелихова в его великих открытиях. Но со временем петербургские вельможи прибрали все к своим рукам, перевели главное правление из Иркутска в Петербург. Они стали получать миллионы чистого дохода. За последние годы дело, начатое иркутянами, «перешло», как выражался Иннокентий, порассказавший кое-что губернатору и подливший масла в огонь, «в руки лютеран» – придворных немцев. Компания была монополистом, не знала конкуренции. Акционеры ее богатели, а служащие в «колониях» думали лишь о сохранении дивидендов на прежнем уровне.
Муравьев заметил, что Завойко всегда жалуется на что-нибудь, охает и клянет свою судьбу. Поначалу это удивляло губернатора. Но теперь он понял, что это жалобы человека, который одновременно отлично все делает и преуспевает. Жалобы и проклятья не мешали Завойко жить и обзаводиться всем необходимым. И не только обзаводиться, по и стяжать себе добрую славу в Компании, быть на отличном счету.
Василий Степанович надел фуражку и повел губернатора.
– Ох! – вздохнул он, подходя к огромному амбару. – Боже мой! Сейчас увидите все наши грехи, что мы еще не успели вывезти, хотя тысячу лошадей уже отправили и возим все лето и всю осень…
Сильной рукой Завойко распахнул широкую дверь бревенчатого пакгауза. До потолка громоздились кожаные тюки с пушниной, привезенные из американских владений. Это все было добыто охотниками: индейцами, алеутами и русскими на Аляске, Прибыловых и Алеутских островах. Со времени Шелихова осталась та же упаковка, та же сортировка.
– Вот морские котики! – сказал Завойко. – Отсюда они пойдут по новой дороге на Маю, в Якутск, а оттуда в Иркутск и Кяхту для продажи в Китай. Эти коты – наше золото, чем богата Компания и все акционеры. – Завойко стал рассказывать, как идут запросы из Петербурга, много ли забито котов, сколько отправлено, каких, куда… – А как этих котов бьют нынче все иностранцы – то бишь силеры как они себя сами называют, – так про то ни слова, хоть я и писал уже не раз. Наши богатства разве так надо охранять! Право же, ваше превосходительство, если не спохватимся вовремя, то все погубим…
Дощатый пол в узких коридорах между тюками был выструган и чист. Пахло салом шкур и