из своих друзей, хотя в то время расстреливали на улицах, убивали в подъездах, взрывали в машинах. Но Виктория, быть может, скорее интуитивно, понимала, что есть виды грязи, которая не выводится ничем, и держалась подальше от всего, что хотя бы намекало на криминал.
Кроме того, ей с лихвой хватало убийств, которые происходили в ее книгах.
– Что-то у тебя грустный вид, – встревожился Сергей. – В чем дело?
– Да так, – ответила она. И, вспомнив, о чем собиралась с ним поговорить, рассказала ему о больной дочери Славы Хабарова.
Сергей слушал ее, потирая пальцем висок.
– Я в этом совершенно не разбираюсь, – вздохнул он, когда она закончила. – Сколько стоит лечение?
– Не знаю, – призналась Виктория. – Но думаю, что дорого. Врожденные болезни всегда очень тяжело лечатся.
Он усмехнулся и как-то ошалело покачал головой.
– Узнаю тебя, – неожиданно выпалил он. – Нет чтобы за себя попросить, обязательно надо за кого-нибудь другого!
Хотя Виктория считала себя терпеливым человеком, она все же разозлилась. Она хотела сказать: «Не хочешь ничего делать, и не надо», но тут он увидел выражение ее лица и схватил за руку.
…И вот он стоит, держит ее руку в своей, а она думает только о том, как бы эту руку отнять.
Чужой человек. Совершенно чужой. Никаких эмоций.
– Да ладно тебе, – обиженно протянул он, отпуская Викторию. – Сделаем, господи, сложно, что ли?
– О чем это вы тут секретничаете, а?
Подошла Вера с сигаретой в руке, а за ней – Вероника с Никитой. Сергей объяснил им, в чем дело. Гонщик уважительно покосился на Викторию, но ничего не сказал. Вероника пожелала знать, почему Слава сам не обратился к ее брату.
– Да какая разница, в конце концов, – перебила ее Виктория, которую раздражала эта неуместная журналистская дотошность. – Ему стыдно просить – это тебе годится? Он боится, что ему откажут – годится?
– Если бы у меня болел ребенок, я бы все сделала для его спасения, – объявила Вероника.
И опять этот неуместный журналистский пафос, словно она сочиняет статью для образцового дамского журнала. Черт возьми, неужели она не может понять, что есть люди, забитые жизнью и настолько измученные, что руки у них просто опускаются, даже когда речь идет о самых важных вещах? Или это обычная черствость сытого, довольного собой человека, в мире которого не происходит никаких несчастий?
Или, наконец, Вероника просто глупа?
– Речь вовсе не об этом, – сказал Никита. – Если ребенок болен, ему надо помочь. Вот и все.
Однако Вероника упорствовала:
– Я все-таки не понимаю, почему Слава сам не может подойти и попросить. Все-таки учились вместе, не чужие же люди!
Теперь даже Вера смотрела на нее с осуждением, но Вероника этого не замечала. «Нет, она по-своему не глупа, – с сожалением подумала Виктория. – Но это узкий ум, очень узкий. Вероятно, потому мужчины от нее и уходят. Узость ума, мелочность, ограниченность – это качества,