пребольно ткнул Викторию пальцем в локоть, и она, поморщившись, отстранилась.
– Смотри-и! – пропела Катя, выставив указательный палец и делая большие глаза. – Я тебя предупредила насчет гонщика! Я же вижу, ты все время на него смотришь! Не стоит, Виктория, честное слово, не стоит!
«Ах ты стерва!» – подумала про себя утонченная писательница, сохраняя, однако, на лице милую улыбку. Но ей было неприятно, что Катя заметила направление ее взгляда и сразу же поняла, что она смотрит вовсе не на Веронику, а на Никиту.
В общем и целом вечер оправдал ее ожидания: и французская певица наконец вышла на сцену вместе со своими музыкантами и начала петь. Но никого в зале не волновало, что поет она вживую, и ни один человек, кроме Виктории, не понимал, какие слова срываются с ее губ.
– Лиза! – крикнул Сергей, которому уже было море по колено. – Прочитай стихи!
Лиза порозовела, но отнекиваться не стала, а поднялась с места и извлекла откуда-то несколько мятых листков. Певица умолкла. Своим тоненьким, детским голосом поэтесса прочитала несколько стихотворений, и Виктория сразу же испытала безнадежное, тоскливое ощущение, которое охватывало ее всякий раз, когда она сталкивалась с чем-то крайне посредственным в области литературы или искусства. В школе Лизины стихи были ученически старательными, хотя в них и мелькало подобие живой мысли. Однако с тех пор она не продвинулась ни на шаг; у Виктории даже возникло чувство, что это были чуть ли не те же самые стихи, что и много лет назад. Как голос поэтессы остался детским, так и ее стихи остались детскими. Лиза подняла глаза от бумажки, увидела лицо Виктории и, должно быть, все поняла.
– Я что-то не просек, – жалобно сказал Сергею сосед по столу Владлен, начальник службы безопасности в его корпорации. – Что это за стихи? Где сиськи, я вас спрашиваю? Что за стихи без сисек?
Вера визгливо засмеялась, и даже Вероника снизошла до улыбки. Лиза покраснела, и в это мгновение Виктория остро пожалела, что поддалась-таки на уговоры гонщика и не осталась дома.
Что, в конце концов, связывает ее со всеми этими людьми?..
– А вот эти стихи, – заторопилась поэтесса, – я написала совсем недавно. Послушайте…
Я долго шел по лабиринту
Неверной памяти моей,
Припоминая все обиды
И боль давно минувших дней.
Из мрака выступали маски,
Таинственные письмена,
Рука в немом порыве ласки,
Пятно пролитого вина.
Бежали страхи чередою
За плачущим поводырем,
Как брейгелевские изгои,
Давно забывшие свой дом.
Два незнакомых человека…
Это уже было гораздо лучше, но тут кто-то с грохотом уронил тарелку, которая разбилась, кто-то другой не преминул сделать недовольное замечание, примчались официанты, убрали остатки тарелки и вытерли пол. Поэзии, какого бы качества она ни была, уже не осталось места в этом