а их никого нет. Всех куды-то продали. А где они жили, плетенки, их сожгли. Куды деваться? Жрать-то охота. А на базаре выбрасывают порченную жратву, вот я и питался тама. Как-то дождь пошел, я сел под кустик, дрожу. Подходит татарин безрукий. Вид грозный…
Княжич застонал.
– Держись, Василь, щас придем.
Василия оставляли силы, и он чуть не рухнул на земь. Алберда дотащил его до шатра.
– Дед, – так он звал старого татарина, – ты не спишь?
– Моя ждеть тя, – ответил тот.
– Зажги-ка огарыш. Тута я битого привел, помочь надоть.
Татарин вышел с горящей плошкой со своей половины и осветил Василия. Старик поднес свет поближе к лицу Василия и поднял поочередно его веки.
– Ничего, моя помогнеть. Сыми… – Он потрепал одежду княжича.
Молодой Алберда быстро раздел Василия и положил на свой лежак. Старик внимательно осмотрел его, пощупал голову и, всунув в руки молодого Алберда плошку, куда-то удалился. Вернулся, держа у груди несколько глиняных горшочков. Налив из одного горшочка кукую-то противно пахнущую жидкость, приподняв голову Василия, приказал ему:
– Моя даеть те пить.
Тот сделал несколько глотков, не выдержал и сплюнул.
– Неть, моя нельзя! – закричал татарин и заставил выпить.
Жидкостью из других склянок он стал натирать тело княжича.
После этого питья Василий почувствовал себя лучше. Ушла куда-то боль, появилась сила. Но тело вдруг загорелось, словно его бросили в костер. Жгло так нестерпимо, что Василий даже стал метаться.
– Держи! – приказал старик Алберде.
Тот держал его до тех пор, пока Василий не перестал биться. Жар прошел, и стало легче.
– Ну, как ты? – через некоторое время спросил Алберда.
– Да… лучи. Надоть к се идтить. – Он поднялся и сел на лежак.
– Погодь, дед еще че-то хочет.
– Твоя пойдет, но… на. – И старик опять подал ему пахучую жидкость.
Василий не ломался, выпил. Стало совсем хорошо.
– Я пойду, – повторил он, – а-то мня искать будут, – поднимаясь, проговорил Василий. – Сколь я должон? – спросил княжич, глядя на старика.
Тот зло покачал головой:
– Не… моя не береть!
– Не надо, – сказал и молодой, – дед ничего не береть. Обними его. Ему приятно будет.
Василий обнял старика. Тот даже прослезился. И тут Василий понял, что говорил Алберда: татары разные бывают. У этого сердце было добрым.
Алберда проводил Василия до половины дороги, и княжич сказал:
– Идикась назад, ты и так со мной сколь повозился. А завтра я приду. Ты терь мне, как брат.
Он обнял Алберда, и они простились.
А в хоромах никто не спал. Так поздно Василий еще не приходил, и бояре с воеводой не знали, что делать. Когда княжич вошел, Кошка налетел на него, как коршун. Но Василий осадил боярина:
– Все – завтра.
Сказано это было таким голосом, что он тотчас погасил порыв боярина заниматься воспитанием. Княжич прошел к себе, присел на лежак. В голове зрел вопрос: