отвечает она сдавленно, не глядя ему в лицо. – Нас освободили в апреле американцы. Это очень долгая история. Прости. Мне надо домой. Скорей. Моя дочь, Джилл, больна. Ей необходим отдых…
– Да, конечно, – он понимающе кивает, – я сам отвезу вас в Версаль, сейчас не так-то просто достать транспорт. О, а это кто? – взглянув вниз, он видит овчарку, которую она держит на поводке. – То же из лагеря?
– Да, – у нее вздрогнуло сердце, она совсем забыла про Айстофеля. – Увязался за нами, хозяин бросил, наверное. Я его взяла. Он же собака, он ни в чем не виноват.
– Ну да, конечно, – де Трай был явно озадачен.
Помявшись в нерешительности, все-таки спросил:
– А где Стефан?
Спросил, не поднимая глаз, словно предчувствуя ответ. Рука Джилл напряглась и задрожала в ее руке.
– Стефан умер… – ответила она стараясь говорить как можно спокойнее, а получилось даже равнодушно. – Он погиб в лагере.
– Прости, я не знал, ну, поехали, поехали, – он тянет ее за собой сквозь толпу.
Открытый белый автомобиль мчит их в Версаль.
– Женевьева, открывайте! Смотрите, кого я вам привез! – весело кричит де Трай у ворот ее старого дома, а она едва сдерживает слезы. Она уже и не мечтала о том, чтобы вернуться сюда живой. И никогда не могла предположить, что вернется… без Штефана. Только с Джилл.
Пожилая домоправительница поспешно спускается с крыльца.
– Ваше высочество! Мадемуазель Жиль!
Она охает, причитает, распахивая ворота, автомобиль въезжает во внутренний двор.
– Пожалуйста, Женевьева, – просит Маренн, выходя из машины, – проводите Джилл в ее комнаты. Она очень устала, ей нужен отдых.
– Извини, мне надо побыть с дочерью, – говорит она де Траю, сейчас ей хочется избавиться от него.
– Я понимаю, – кивает он. – Мне тоже нужно вернуться в Париж. Я должен быть с де Голлем. Но вечером, если ты не возражаешь, я навещу тебя, – в его голосе она улавливает робость, боязнь отказа. – Мы так давно не виделись, Мари. Кроме того, надо поговорить о твоем наследстве…
– О наследстве? – Маренн вздрогнула. – А что с ним?
– Маршал Фош… Он на самом деле все оставил за тобой. Тогда в тридцать третьем…. – он нахмурился, – ты не успела.
– Я помню. Спасибо, Анри, – она опустила голову, чтобы глаза, не дай бог, не выдали, что ей все известно о наследстве. – Наследство сейчас – это не самое важное. Самое важное сейчас – здоровье Джилл.
– Я понимаю.
– Конечно, приезжай. Приезжай вечером.
Он с нежностью поцеловал ее руку, сел в машину. Придерживая Айстофеля, она помахала ему рукой. И повернувшись, направилась по аллее к дому. Поднялась по старым мраморным ступеням, вошла в украшенную золоченой резьбой дверь. И память снова потянула ее за собой, назад, назад, в то время, которое еще совсем недавно было явью, а теперь удалялось со все нарастающей быстротой. Она уже приезжала сюда, осенью сорок третьего года. Через несколько месяцев после гибели Штефана. Приезжала под чужим именем, вместе с Отто.