Он принимал Скорцени и сопровождавших его высших руководителей полиции и СС на территории Франции в отеле «Парк». Как ни готовила себя Маренн к этой встрече, но увидев Петэна, знакомого ей с детских лет, остолбенела. В одно мгновение нахлынула лавина воспоминаний. Ей показалось, что она вновь увидела их молодыми, Петэна и Фоша, когда они сидели, покуривая сигары у камина в Версальском доме задолго до Первой мировой войны. Она увидела себя, смешную, маленькую, в длинном розовом платье с оборками, которое путалось в ногах и страшно раздражало ее. Как она подбежала и чуть не упала, споткнувшись. И сильными, молодыми руками Петэн подхватил ее и усадил к себе на колени…
Он был лучшим другом ее отца. Тогда, в восемнадцатом году, тоже просил, умолял ее не уезжать. И оказался последним, кто видел ее перед отъездом. Это он прислал ей в Америку телеграмму, в которой сообщал о смерти Первого маршала. И так и не узнал, получила ли она его сообщение и как сложилась ее жизнь дальше. Сколько лет прошло…
Маренн с трудом совладала с чувствами. Когда, здороваясь, она протянула Петэну руку.
– Моя супруга, фрау Вольф, – представил ее Скорцени.
Петэн наклонился и галантно поцеловал ее руку. Затем сказал, внимательно глядя в глаза.
– Вы очень красивы, мадам. Вы так похожи на одну женщину, которую я знал в молодости, дочь моего друга. Признаться, я очень разволновался, увидев вас.
Маренн вздрогнула.
– Благодарю вас, месье, – поборов волнение, произнесла она. И снова усилием воли заставила себя улыбнуться.
– Моя супруга поможет нам во время беседы, – пояснил Скорцени, со скрытой тревогой наблюдая за ними.
– Да, конечно. Прошу вас, доктор Вольф. Прошу, мадам. Прошу, господа, – Петэн жестом пригласил их к столу.
Во время переговоров Маренн неоднократно ловила на себе удивленные взгляды маршала. В них сквозило недоверие, сомнение, даже смятение. Конечно, он узнавал ее голос, ее манеры…
Мелькнула мысль, что он догадывается, кто она. Наверное, так оно и было.
За обедом Петэн снова сказал ей:
– Я потрясен, мадам Вольф, как вы похожи на дочь моего друга. Вы говорите по-французски без всякого акцента, как на родном языке. Даже интонация, и та знакома мне.
– А что стало с этой женщиной? Она в Париже? – спросила Маренн, стараясь говорить тоном равнодушного любопытства.
– Я ничего не знаю о ее судьбе, – с грустью произнес он. – Она покинула Францию в 1918 году, рассталась с отцом. С тех пор я ничего не слышал о ней. Знаю лишь, что она появлялась в Париже в начале тридцатых, но нам не удалось тогда встретиться. А жаль. Я хотел сказать, что отец простил ее и признал ее сына. Умирая, оставил ей все права наследства, несмотря на то, что она отказалась от всего, что ей завещали родители. Ведь он был неродным отцом, опекуном. Он просил простить его и вернуться домой. Я находился у его постели до последнего мгновения. Когда он умер, я дал ей телеграмму, потом написал. Но она не приехала