Ульяна Гамаюн

Ключ к полям


Скачать книгу

Ты выглядишь лучше.

      – Что, сильно я тебя испугала?

      – Лицо у тебя было белое, как у примы театра Кабуки.

      – Со мной такое часто случается: выворачивает наизнанку от полноты ощущений.

      Жужа отодвинулась, запрокинула голову и заговорила тихо, почти шепотом:

      – Правда, странно?

      – Что странно?

      – Ш-ш-ш. Тише, не спугни тишину.

      – Что странно? – понизив голос, повторил я.

      – Все это, – она неопределенно махнула рукой. – Такое старое, уставшее от людей место... Никогда раньше не была здесь ночью. Все эти застывшие двери, как какие-нибудь гомункулусы в колбах. Вроде бы безобидные кусочки плоти в спирту, ан нет...

      Озадаченный отголоском собственных мыслей в чужой голове, я, назло кому-то, протянул:

      – По-моему, обыкновенные двери... Ничего инфернального...

      – Да нет же, нет же, нет! Ну, посмотри на эти стены, они же весь день впитывают наши голоса, запахи, мысли. – Она осторожно прикоснулась к стене. – Ненавижу.

      – Кого ты ненавидишь?

      – Эти стены. Эти двери. Эти затхлые каморки. Они мне руки выкручивают.

      Жужа медленно водила пальцем по стене, продолжая шептать:

      – И дорожка, на которой мы сидим... Кто угодно может бродить здесь по ночам.

      Я вздрогнул, вспомнив скользящую тень, и неуверенным шепотом попытался ее отогнать:

      – Все дело в освещении.

      – Ты не понимаешь. Это все равно, что ворваться с криками в спящий ночной магазин и застукать манекена за примеркой новых нарядов. Преступление, почти святотатство. То, что мы сидим здесь, – святотатство.

      Я удивленно посмотрел на Жужу. Вместе с теплом в ее черты вернулась привычная замкнутость, и совершенно невозможно было определить, говорит она серьезно или шутит.

      – По этому коридору ходят люди, изо дня в день, из года в год. Лица сменяют друг друга, выныривают из одного коридора и тут же скрываются за поворотом другого, бегают между этажами, перескакивая через ступеньки, наступая друг дружке на ноги, курят в пролетах, стряхивая пепел на головы тех, кто зазевался внизу. И весь этот муравьиный калейдоскоп пылью оседает на стенах, остается здесь навсегда. Это страшное место. И дело вовсе не в освещении.

      ***

      Вообще-то я не люблю слов. Они и созданы только затем, чтобы сбить с толку, все выхолостить и обезобразить. Вечная ложь, вечная ущербность, испанский сапожок для любителей дальних прогулок. И тот факт, что я сейчас выдуваю, как завзятый стекольщик, целые фразы и предложения, ровным счетом ничего не доказывает, за исключением разве того, что мне, сидящему над синим блокнотом, трудно зачерпывать воспоминания и сливовый джем одной ложкой, да еще прихлебывать при этом необратимо остывающий чай (к тому же темнеет, к тому же, как ни крути, заняты руки).

      А еще – я обыкновенный человек, которому, как уточке перед нырком – двойным, а то и тройным, – необходимо погреться на солнце, похлопать, удовольствия ради, крыльями, обменяться новостями с присевшей рядом чайкой, и только тогда, набрав побольше воздуха, уйти с головой