здравствует Мельпомена, обладающая столь очаровательной ножкой! – воскликнул офицер и, налив в туфлю шипучий напиток, поднял ее над головой. – Во имя искусства! Во имя любви к искусству!
– Ура! Ура! – гремело со всех сторон.
И все выпили по туфле шампанского, все, кроме Смбата Алимяна, слыхавшего ранее о подобных выходках, но первый раз наблюдавшего их теперь воочию.
Певица хохотала до слез при виде необычной чести, которой удостоилась ее туфля.
– Это не ново. Мы видали номера и почище, – обратился Гриша к офицеру и, достав из кармана пару новеньких атласных туфель, нагнулся и надел на ножки певице.
Неглупая и практичная примадонна сообразила, что дело заходит далеко и бог весть чем может кончиться. Быстро поднявшись, она прижала руку ко лбу, другую – к сердцу, и потупилась.
Микаэл в замешательстве обнял ее за талию.
– Что такое? Что случилось? – раздались голоса.
Певице сделалось дурно. Закрывая глаза, она прикусила губу:
– Сердце, сердце…
Разумеется, все мгновенно окружили ее.
– Дохтура, гм… дохтура… – заволновался Папаша.
Принесли одеколон, натерли диве виски. Кязим-бек бросился вызывать по телефону врача. Певица продолжала стонать, повторяя:
– Отвезите меня домой! Домой хочу…
Многие порывались проводить ее, в особенности Микаэл и Гриша, однако она неожиданно склонилась к плечу тенора, обняв рукой одну из хористок. Ничего другого не оставалось, как вывести ее и посадить в экипаж Кязим-бека.
Ах, она просит извинить ее, она очень и очень признательна, но сожалеет, что не справилась с нервами и захворала некстати. О, она никогда не забудет оказанной ей чести. Она горячо любит всех и уверена, что не забудут о ее бенефисе…
– О-о-о, не могу, сердце!.. Живей, кучер, гони! Скорее домой, дядюшка, и ты, бесподобная подруга!
Когда экипаж скрылся в ночной темноте, певица внезапно преобразилась, хлопнула тенора по плечу и, громко смеясь, воскликнула:
– Видал?.. Ну, скажи, кому из нас лучше даются драматические роли?.. Дураки, поверили…
– Бесподобно было, моя богиня, изумительно! Подари мне одну сотняжку, завтра надо за номер платить.
Певица дала ему кредитку, заметив:
– Завтра, наверное, один из этих эфиопов навестит меня, придется немного всплакнуть, а там…
Гости, хмурые, вернулись в столовую. Микаэл приуныл. Он напоминал ребенка, у которого упорхнула птичка, похитившая золотое кольцо.
Кутеж совсем разладился, не стоило продолжать.
– А я? А я? Кто меня проводит? – бросалась то к одному, то к другому потрепанная худощавая черноглазая хористка.
– Папаша, Папаша, – раздалось отовсюду.
– И думать нечего, – воспротивился Кязим-бек, – никого не выпущу! Настоящий кутеж только теперь и начинается.
– Господа, – объявил Гриша, – я отказываюсь от обязанностей тамады.
– Да здравствует республика! – рявкнул