конверт, чтоб я передал, – объяснял словоохотливый коридорный, не выпуская из рук письма.
– Семен Ильич, письмо-то барышнино не унесите.
– Ох, грехи наши тяжкие. Заговорился, – поставив на привычное место, справа от стола, баул Антона Павловича, он почтительно передал письмо. – Теперь вы с дороги передохните, а я мигом закусочку соображу, чайком вас побалую.
– Это кстати. Знобит меня. Прошлой ночью опять кровью плевал.
– Не жалеете вы себя, Антон Павлович, честное слово. По весенней ростепели – грязь, холод, реки вот-вот взломает – вы мотаетесь туда-сюда.
Вместе со стуком в дверь послышался голос:
– Посыльный из «Русской мысли».
Не ожидая приглашения, видимо, осведомившийся у швейцара, что Чехов дома, вошел улыбчивый парень в светлых кудрях, будто обсыпан сосновыми стружками.
– Пожалуйте, Антон Павлович, для вас корректурные листы и записка от Виктора Александровича.
– Спасибо, голубчик! – он немедля достал из аккуратно склеенного конверта записку.
«Дорогой Антон Павлович, в понедельник корректуру верни. Твой В. Гольцев».
– Семен Ильич, какой сегодня день?
– Пятница. 21 марта. – Бычков с важностью извлек из жилетного кармана часы-луковицу. – Пять часов пополудни.
– У меня на корректуру – сегодняшний вечер, суббота и воскресенье. Но не следует забывать, что в Москве Суворин.
Поднес к глазам записку Гольцева: «В понедельник корректуру верни».
– Мне в прошлый раз Виктор Александрович намекал, будто ресторанного официанта Чикильдеева вы с меня списали. Только я здоров, славу богу, а ваш Чикильдеев в деревню помирать выехал.
– Одна умная, талантливая особа сорока с лишним лет от роду тоже вообразила, будто в рассказе «Попрыгунья» с нее списана юная Ольга Дымова. Произошел форменный скандал. Будь она кавалером, непременно вызвала бы меня на дуэль. Гольцев напрасно это вам навязывает. Судите сами: Чикильдеев – смертельно больной, а ты, Семен Ильич, слава богу, в полном порядке.
– А лестно, Антон Павлович, попасть к вам в книжку.
– Ну-ну! А где же обещанный чай, сыр и прочее?!
– Соскучился я по вас. Вот и забылся. Простите! Я мигом. Одна нога там – другая здесь.
Отступив от твердой привычки сразу отвечать на полученные письма, Чехов, повертев в задумчивости письмо, сказал себе: «Завтра». Достал платок, вытер со лба испарину и повалился на спинку дивана. «Мочи нет, говорят старухи деревенские, отшагав 5–7 верст, поспешая на прием ко мне, доктору. Вот и доктор – мочи нет и все тут. Кажется, заболеваю».
Вошел коридорный с подносом, уставленным закусками, и моментально сервировал стол.
– Скажи, Семен Ильич, не приходил ли Суворин?
– Не было их, Антон Павлович. Меня бы известили, если что.
Аксессуары переписной компании на писательском столе Антона Павловича.
…Уютно светит лампа под зеленым абажуром. Тикают часы. Тишина, какой давно не было вокруг него. В Мелихове