высокая фигура экономки, которая продолжала разговор с работником. Они, судя по всему, были друг с другом не согласны, работник несколько раз порывался уйти, но дама не замолкала, и ему приходилось возвращаться.
– Она очень близорукая, наверняка тебя не разглядит, – продолжала девочка. – Но если увидит, то прогонит прочь, а меня накажет.
– Накажет? Как?
– Отправят спать без чая, это точно, – спокойно пояснила она. И добавила: – А может, и высекут.
– Высекут?
Она вынула руку из муфты и показала мне жуткие красные полосы на тыльной стороне.
– Тогда, наверное, – сказал я, – лучше мне будет уйти, пока она не увидела.
– Нет, – очень решительно заявила она, – мне хочется еще с тобой поговорить. Мне ведь тут не с кем словом перемолвиться.
– Братьев или сестер у тебя нет? – поинтересовался я.
– Нет. Только миссис Пепперкорн и Бетси, и еще двое слуг, но с ними говорить тоже не позволено.
– И больше ни души – в таком большом доме?
– Ни единой. Но, знаешь, большая часть комнат закрыта. Мы живем только в нескольких. Вот бы здесь были еще дети. А у тебя есть братья и сестры?
– Нет. И знакомых детей тоже нет.
– А как тебя зовут?
– Джон Мелламфи.
– И это все? – удивилась девочка.
– Да. А тебя как зовут?
– У меня очень длинное имя. Хочешь, назову его полностью?
– Да, пожалуйста.
Она набрала в легкие воздуха, закрыла глаза и проговорила:
– Генриетта Луиза Амелия Лидия Хафем Палфрамонд. – Открыла глаза и, не переводя дыхания, пояснила: – Маму звали Луиза, а Генриетта и Лидия были двоюродные бабушки. Вот насчет остальных не знаю.
– Но Хафем? – воскликнул я. – А как это пишется – так же, как название деревни?
– Да. Х-а-ф-е-м.
Желая показать, что я, хоть ношу всего два имени, также не лыком шит, я воскликнул:
– Это и мое имя тоже! Во всяком случае, я думаю, его носил мой дедушка, только писалось оно иначе: Х-а-ф-ф-а-м. Так, знаешь ли, звалась семья, которой принадлежали этот дом, деревня и все окрестные земли.
– Не может быть, – фыркнула девочка.
– Очень даже может. (Вот ведь хлебом ее не корми, дай только сказать поперек.) – Знаешь, Мампси… – Я заколебался. – Они все это получили от Хаффамов.
– Мампси! Не Мампси, а Момпессоны. «Мампси» говорят только деревенские.
Я залился краской стыда. Конечно же, эта фамилия была мне знакома по памятнику в церкви. Почему же я не связал ее с той, которую упомянула миссис Белфлауэр?
– Ты наверняка ошибаешься, – продолжала Генриетта, – ведь я знаю, что этот дом построил дед моего опекуна.
– Так, может, он носил фамилию Хаффам?
– Не думаю, потому что моего опекуна зовут сэр Персевал Момпессон.
Я сгорал от унижения. Выходит, несчастная миссис Белфлауэр все переврала и я зря воображал, будто имею к этому месту какое-то отношение. А эта девочка живет здесь по праву, если сэр Персевал Момпессон ее опекун!
Увлеченные