хотя много мужчин не прочь сделать то же, их интересует вовсе не голова. Попробуйте подняться на сцену после такого вступительного слова! Комментарии и вопросы по поводу пола меня уже не беспокоят. Мой пятый роман «Мы – вода», который скоро увидит свет, рассказан восемью разными голосами – четырьмя мужскими и четырьмя женскими. Если мужчины с Марса, а женщины с Венеры, может, я просто межгалактический путешественник?
Иногда, заходя в ближайший книжный, я приветственно машу рукой луноликой героине на обложке «Доведенной до отчаянья», моей вымышленной дочери, чья история переведена на шестнадцать или семнадцать языков. Я рад, что она до сих пор где-то рядом: значит, и я недалеко.
Уолли Лэмб
Коннектикут, 2012 г.
Часть I
Леди печального образа
Глава 1
Одно из моих самых ранних воспоминаний: мы с матерью стоим на крыльце арендуемого дома на Картер-авеню и смотрим, как двое грузчиков заносят новенький телевизор. Я в восторге, потому что о телевидении я слышала, но еще не видела. Мужчины одеты в рабочие комбинезоны того же цвета, что и коробка, которую они втаскивают, карабкаясь по бетонным ступенькам боком, как крабы в Рыбачьей бухте. На этом независимая часть заканчивается: дальше зрительная память настаивает, что грузчиками у нас были президент Эйзенхауэр и вице-президент Никсон.
В гостиной куб со стеклянной стороной извлекли из коробки и водрузили на высокий пьедестал.
– Осторожнее, – вырвалось у матери, хотя она не тот человек, чтобы командовать людьми, тем более мужчинами. Мы стояли и смотрели, как грузчики возятся с телевизором, а потом президент Эйзенхауэр обратился ко мне:
– Ну-ка, девочка, поверни вот эту кнопочку. – Мать кивнула, разрешая, и я подошла. – Вот так, – сказал он, и я почувствовала его жесткую, мозолистую руку поверх моей, а под пальцами – пластмассовую ручку вроде тумблеров на отцовском тестере. Иногда, когда отец начинал кричать на маму, я уходила в коридор, брала тумблер в рот и сосала, водя языком по бороздчатым бокам. Я одновременно услышала и почувствовала, как заработал телевизор: из ящика раздалось шипенье и голоса.
– Смотри, Долорес! – произнесла мать. В центре зеленого стеклянного лица появилась звезда, расширилась и превратилась в двух женщин за кухонным столом, обладательниц голосов. Я заплакала. Кто так уменьшил этих тетенек? Они живые, настоящие? Шел 1956 год, мне было четыре. Я не того ожидала. Грузчики и мама смеялись над моим испугом, забавляясь им. Или же умилялись и старались меня утешить? Воспоминания о том дне у меня сродни телевизору: четкие, но ненадежные.
Телевизор мы не покупали – это был подарок миссис Мэсикотт, богатой вдовы и начальницы моего отца. Прошлой весной миссис Мэсикотт наняла его покрасить некоторые из ее огромных высоток. Так начались их отношения. Затем она уговорила отца перекрасить его собственный фургон в ее любимый персиковый цвет, а на дверцы нанести