не было отвратительной харей, которую показало ему на бегу страшное существо, теперь сидящее в кустах. Веки в ободках тёмненьких звериных ресничек были сомкнуты. Не дай Абу-Решит, они откроются.
Маленький нос, с кончиком, как у всех животных, поморщился.
Энлиль, мучительно думавший, что сказать, и говорить ли, прошептал вполне искренно:
– Не шуми.
Энки обменялся взглядом с Нин.
– Ишь, зацепило.
Энлиль сдвинул брови. Но орать он не мог. Спящее крохотное чудовище внушило ему острую жалость, и вообще орать, когда кто-то спит, просто невежливо.
Реснички дрогнули и открылись прямо в Энлиля большие мутные младенческие глаза. Огромные зрачки пульсировали, втягивая его взгляд.
Нин поняла, что с Энлиля довольно и, подойдя, отобрала свёрток. Она отступила, покачивая свёрток, из которого раздался звук, настолько похожий на скрип двери, что Энлиль невольно ещё раз глянул. Дверь прикрыта и не шевелится – а там, за нею, зреют дневные кошмары в тёплых свёртках.
– Вы не жалеете ничего. – Дрогнувшим голосом сказал он.
– Вот те раз. – Изумился Энки, призывая жестом сестру повозмущаться. – А я-то думал, ты всосал достаточно свежего воздуха и понял, глядя на эту славную мохнушечку, что мы дело делаем.
– Издевательство.
– Да кто над ним издевается! – Возмутился Энки громко.
Нин шикнула. Энки чуть понизил голос.
– Побойся ты Бога, Энлиль. Это драгоценное дитя ожидает прекрасная жизнь. Нин с него пылинки будет сдувать. О. Видал?
Нин прогуливалась со свёртком, и снова его смутила какая-то ускользающая деталь… но вообще-то в этом новом образе Нин было что-то волнующее.
– В клетке. – Сказал Энлиль.
Энки не нашёлся, что возразить, и только выгнув губы, оглядел широкое пространство луга.
– Тогда и мы в клетке, брат.
– Наш выбор.
– Всё это, – отчеканила Нин, подходя, – не имеет никакого отношения к генетическому материалу.
– Значит, это сюсюканье над тёплым беспомощным свёртком… – Энлиль прищурился.
– Мы – тоже генетический материал. – Последовал ответ. – Ты сам мне рассказывал, как родители щебетали надо мной и говорили, какой у меня породистый носик.
– Я?
– Ну, может, Энки. Ты? Ох, извини, что я осмелилась перепутать тебя с Энки.
– В общем, всё это лепет. Даю вам полгода, чтобы к чертям свернуть всю эту галиматью. Потом привлеку вас.
– Тебе придётся доказать, что закон нарушен, братик.
– Нин. Остановись… я прошу тебя.
– Я так и знала, у тебя ничего нет.
– Слушай, братан, давай не будем пороть горячку.
– Гадость всё это, Энки. – Вырвалось у него.
– Как ты можешь? – Запальчиво сказала Нин, отворачиваясь, будто защищая от него свёрток.
Энлиль осёкся.
– Я не про него… это… вовсе…
Он в раздражении махнул рукой.
Крик