решил тайком отправиться на фронт. В шестнадцать лет он записался в армию добровольцем и попал сперва в Турцию, затем в Ирак. В первом бою с британскими и индийскими войсками он был «охвачен ужасом»: однополчан косили пули, а он ничего не мог поделать. Когда же индийские солдаты подошли ближе, Хёссу удалось преодолеть страх и застрелить одного из них. «Мой первый убитый!» – горделиво записал он с восклицательным знаком. Хёсс также отметил, что более никогда не испытывал страха перед смертью.
Не окажись это исповедью будущего массового убийцы, в такой истории не было бы ничего примечательного. И в этом вся суть. Хёсс вел себя как обычный подросток, которому пришлось слишком быстро повзрослеть на войне, где его дважды ранили. Из-за ранения, кстати, он преодолел свой детский инстинкт сторониться «всяческих знаков нежности». Медсестра, которая за ним ухаживала, сперва смущала юношу «своими нежными прикосновениями», однако позднее все изменилось. «Эта встреча стала для меня переживанием волшебным, небывалым во всех значениях этого слова, вплоть до полового сношения, которым оно завершилось», – писал он.
Хёсс признавался, что для первого шага ему «никогда не хватило бы мужества» и что «первое любовное переживание во всей своей полноте любви и нежности на всю жизнь стало путеводной нитью». Он писал: «Я никогда не мог болтать о таких вещах, половые сношения без любви стали для меня немыслимы. Таким образом я уберегся от любовниц и борделей».
Впрочем, Хёсс о многом и умалчивал, если это противоречило создаваемому им образу. В Освенциме, например, он уделял особое внимание австрийской узнице Элеоноре Ходис.[189] Элеонору арестовали за подделку нацистских документов, и она работала прислугой на вилле Хёсса. Однажды он ее поцеловал, но она испугалась и заперлась в туалете. Вскоре узницу отослали обратно в лагерь и поместили в камеру для допросов. Хёсс стал тайно ее навещать. Элеонора поначалу сопротивлялась, но в конце концов сдалась. Вскоре она забеременела, и ее заперли в подвале, в крошечной камере, голой и практически без еды. Выпустили Ходис лишь на шестом месяце и по указу коменданта сделали аборт.
Конечно же, в мемуарах об этом грязном эпизоде Хёсс не упоминает ни слова. Оглядываясь в прошлое накануне казни, он упорно цеплялся за свои идеалы, считая себя человеком принципиальным, консервативным и даже немного романтичным. Он с гордостью пишет о том, что в восемнадцатилетнем возрасте командовал тридцатилетними зрелыми солдатами и был награжден Железным крестом первого класса. «Благодаря войне я и внешне, и внутренне намного опередил свой возраст».
Его мать умерла, пока он воевал на фронте, с оставшимися родственниками он быстро рассорился, особенно с дядей, который был его опекуном и все еще хотел, чтобы Хёсс стал священником. «Полный гнева на самоуправство родственников» и отказавшись от своей доли наследства, Хёсс ушел из дома и решил присоединиться к фрайкору – добровольческому корпусу, вооруженному формированию,