случился локализованный взрыв. – Боже-сусе, я чуть не сгорела.
– Я теперь – служащий «Штанов Леви».
– Игнациус! – вскричала мать, охватывая его сальную голову неуклюжим розово-шерстяным объятием, расплющившим ему нос. Глаза ее застили слезы. – Я так гордюсь моим мальчиком.
– Я довольно-таки изможден. Атмосфера в этой конторе гипертензитивна.
– Я знала, что ты хорошо добьешься.
– Благодарю вас за вашу уверенность.
– А сколько «Штаны Леви» будут тебе платить, Туся?
– Шестьдесят американских долларов в неделю.
– Ай, и это все? Мож, тебе еще по сторонам поискать надо было?
– Там превосходные возможности для продвижения, превосходные планы для сметливого молодого человека. Жалованье может вскоре измениться.
– Ты думаешь? Ну, я все равно гордюсь, Туся. Снимай куртку. – Миссис Райлли открыла банку рагу «Либби» и вытряхнула ее в кастрюльку. – А у них там милашечки какие-нибудь работают?
Игнациус подумал о мисс Трикси и ответил:
– Да, одна имеется.
– Незамужняя?
– Похоже на то.
Миссис Райлли подмигнула Игнациусу и забросила его куртку на буфет.
– Слуш сюда, Туся, я огонь под рагу развела. Открой себе баночку горошка, и хлеб же ж где-то в леˊднике есть. Еще я кэксик у немца взяла, только что-то не вспомню, куда его засунула. Посмотри в кухне. Мне идтить надо.
– И куда вы сейчас направляетесь?
– Мистер Манкузо с тетушкой, они меня через несколько минут подберут. Мы едем к Фаццио, в кегли играть.
– Что? – завопил Игнациус. – Правда ли это?
– Я рано вернусь. Я сказала мистеру Манкузо, что не могу поздно засиживаться. А тетушка его уже бабушка, ей, наверно, тож на боковую пора.
– Определенно, прекрасный прием мне оказывают после моего первого трудового дня, – яростно высказался Игнациус. – Вы не можете играть в кегли. У вас артрит или что там у вас. Это смехотворно. Где вы собираетесь питаться?
– Можно чилю купить на кегельбане. – Миссис Райлли уже направлялась к себе в комнату переодеться. – Ой, Туся, тебе ж еще сегодня письмо из Нью-Йорку пришло. Я его за банку с кофиём засунула. Похоже, от этой девчоночки Мирны, потому как конверт грязный весь и размазанный. И как только эта Мирна почту в таком виде посылает? Ты же мне сам говорил, что у ее папаши деньжата водятся?
– Вам нельзя играть в кегли, – проревел Игнациус. – Это самое абсурдное, что вы могли предпринять.
Дверь за миссис Райлли захлопнулась. Игнациус отыскал конверт и, вскрывая, разодрал его в клочья. Он вытащил программку летнего – годовой давности – кинофестиваля какого-то художественного театра. На обороте измятой программы и было написано письмо – неровным угловатым почерком, составлявшим все минкоффское искусство каллиграфии. Привычка Мирны писать не друзьям, а редакторам, как всегда, отразилась в ее приветствии:
Господа!
Что это за странное и жуткое письмо ты написал мне, Игнациус? Как я могу связываться