пошел с одной и улыбнулся.
– Сейчас мне все это смешно, – продолжал он, – но О’Фланнери был завзятый мучитель. Мамаши и папаши и те его боялись. Он сразу давал понять, что с первого же дня вобьет в тебя страх Божий.
– Как это?
– Каждый раз, когда в класс приходил новенький, о’Фланнери задавал ему один и тот же вопрос.
– Какой же?
– Надо было перевести dura lex, sed lex[9]. – Отец Бернард посмотрел на меня. – Да, вот и они корчили рожи. Прямо перед тем, как получить палкой по заднице. – Он сжал губы и покачал головой. – Знаешь, я до сих пор чувствую, каково это. Учитель бил старой березовой палкой с такой силой, что дальше ему уже ничего не надо было делать, чтобы держать нас, глупых щенков, в узде. Ему достаточно было только подойти к столу и дотронуться до него рукой. Мы затыкались в одно мгновение, могу тебе сказать.
– А другие учителя у вас все-таки были, преподобный отец?
– Да, в конце концов.
– Как это?
Отец Бернард усмехнулся:
– Карьера мистера О’Фланнери быстро закончилась, скажем так.
– Почему? Что произошло?
– Этот придурок свалился со скал в Ру Пойнт, когда фотографировал буревестников. Когда нам сообщили об этом в понедельник утром, все ликовали, и должен признаться, к моему вечному стыду, что и я тоже. Мы все еще веселились, когда пришел директор. Ну, думаю, все, конец. Ну, ты понимаешь. Но он совсем не орал на нас. Он знал, кто такой был О’Фланнери. И что люди о нем думали. Он просто присел на край стола и стал задавать нам вопросы по географии, по математике… И знаешь что? Вместе мы ответили на все до единого вопросы. Он, наверно, пробыл с нами час, а в конце сказал кое-что, что я до сих пор не забыл.
– Что же это, преподобный отец?
– Он сказал: «Придет время, когда каждый из вас скажет „спасибо“ этому человеку, который вложил в вас мозги».
Потом он встал и вышел. Директор был прав. Он был безжалостный, О’Фланнери, и я всегда его ненавидел, но в каком-то смысле я ему благодарен, понимаешь? Не так много найдется его уроков, которые бы я не помнил.
– А что это значило, преподобный отец?
– Что значило что?
– Ну та фраза на латинском.
Отец Бернард засмеялся:
– Закон суров, но это закон. Еще было, ну-ка… Ех fructu arbor agnoscitur[10] и Veritas vos liberabit[11].
– А что это означает, преподобный отец?
– Истина сделает вас свободными, – ответил священник и бросил карту на стол.
– Иоанн, – не задумываясь, сказал я.
Отец Бернард поднял брови и с интересом посмотрел на меня:
– Отец Уилфрид многому тебя научил, а?
Я кивнул и собирался показать Хэнни, какой картой ходить, как вдруг понял, что он выиграл.
– Открываем, – сказал я и перевернул карты перед отцом Бернардом.
Хэнни схватил их и прижал к груди.
– Все в порядке, Хэнни, – сказал я. – Ты выиграл. Ты победитель.
– Точно, он победитель, – засмеялся отец Бернард.
Он взглянул на Хэнни и бросил свои карты на стол.
А