сказал я. – Мы можем выйти попозже и посмотреть на них, если захочешь.
Брат отвернулся от окна. Стекло запотело в том месте, где было его лицо.
– Нам нужно распаковать вещи, – сказал я и кивком головы показал на спортивную сумку у ног.
Хэнни поднял ее и отдал мне, глядя поверх моего плеча. Лицо его неожиданно просияло при виде массы всякого интересного старья, заполнявшего комнату. Думаю, для брата все было внове, но, на мой взгляд, тут мало что изменилось. Только протечки на потолке стали шире. Темные пятна принимали форму иностранных государств на карте, а следующие один за другим контуры протечек свидетельствовали о расширении с каждым годом империи сырости. По сравнению с последним разом, когда мы здесь были, ее территория заметно увеличилась.
Я взял у Хэнни одежду, повесил его пальто за дверью и положил его книжку «Жизнь святых» на столик рядом с кроватью. В Пайнлендс воспитанника поощряли самостоятельно делать такие вещи, но сейчас Хэнни был слишком возбужден тем, что видел в комнате, чтобы обращать внимание на что-то еще. Он забирал один за другим различные предметы и рассматривал их: все эти разноцветные камешки и мелкие ракушки, щепки от выброшенных на берег коряг, бутылки, крупные раковины, окаменевшие водоросли, завитки высохших кораллов, русалочьи кошельки[6]. Целая полка была уставлена безделушками, вырезанными из остатков морской фауны. Здесь были моржовые зубы, отполированные так, что они просвечивали, как китайский фарфор. Выгравированные на них изображения шхун и боевых кораблей поражали затейливостью деталей. Напротив одной из стен стоял комод с ящиками, наполненными образцами птичьих яиц, каждое из которых было снабжено этикеткой с названием на английском и латыни и датой, когда оно было найдено. Возраст некоторых из них исчислялся десятилетиями.
На полу и поверх длинных шкафов были расставлены разные диковинки викторианского периода под пыльными стеклянными колпаками, которые в детстве пугали меня до смерти. Жутко яркие экзотические бабочки, пришпиленные к березовому пеньку, две белки, играющие в крикет, в кепках и наколенниках, паукообразная обезьяна в феске и с курительной трубкой.
Там были шарманки и сломанные заводные игрушки, ухмыляющиеся марионетки, оловянные заводные волчки, а между нашими кроватями стояли напольные ходики, цифры на которых были представлены изображениями апостолов. Мать, конечно, находила их чудесными. Когда мы были маленькими, она рассказывала нам историю каждого: как Андрей предпочел быть распятым на косом кресте; как Иаков был избран быть с Иисусом во время преображения и как по возвращении в Иудею он был обезглавлен Иродом Агриппой; как Матфей сменил предателя Иуду и обратил в христианство людоедов Эфиопии. Все они страдали и тяжко трудились, так что мы должны делать то же самое. Ибо Божий труд никогда не бывает легким.
Я слегка тронул Хэнни за плечо, и он обернулся ко мне.
– Мать говорит, что я должен тебя искупать, – сказал я.
Я изобразил, как скребу себя