завернула за угол, увидела, как Ноа возле кухонного стола одно за другим разбивает себе в пружинистые кудряшки органические коричневые яйца с комплексом «Омега-3», и почувствовала, что вечер ускользает из рук.
Нет уж; она этого не допустит. Из ниоткуда поднялся гнев: жизнь, ее жизнь, единственная ее жизнь, неужели ей нельзя повеселиться хоть один вечер? Это что, запрещено?
– Видишь, мам? – сказал Ноа довольно дружелюбно, хотя глаза его сверкали отчетливым своеволием. – Я делаю гоголь-ноаголь. Поняла, да? Как гоголь-моголь.
Откуда он знает, что такое гоголь-моголь? Откуда он знает всякое, про что ему никто никогда не говорил?
– Смотри. – Ноа взял яйцо, размахнулся, запустил им в стену и загикал, когда оно разбилось. – Фастбол!
– Да что с тобой такое? – спросила Джейни.
Ноа вздрогнул и уронил следующее яйцо.
Джейни чуточку понизила голос:
– Зачем ты так?
– Я не знаю. – Он как будто слегка перепугался.
Она постаралась успокоиться.
– Теперь тебе надо в ванну. Ты же сам понимаешь, да?
От одного этого слова его передернуло. Яйцо текло по его лицу, сочилось в ямку на шее.
– Не уходи, – сказал Ноа, и его голубые глаза всей своей тоской пригвоздили Джейни к стене.
Ее сын не дурак. Он все рассчитал: чтобы не выпустить мать из дома, стоит перетерпеть даже самое ненавистное. Вот насколько Ноа не хочет, чтоб она уходила. Куда уж тут Бобу, с которым Джейни даже не знакома.
Нет-нет-нет; она пойдет! Да господи боже, сколько можно?! Она не поддастся на шантаж, тем более детский! Она взрослый человек – и разве не этому ее учили в группе поддержки матерей-одиночек? Правила диктуешь ты. Надо быть твердой – ты ведь единственный взрослый. Если играть в поддавки, детям только хуже.
Она подхватила Ноа на руки (такой легкий; ее мальчик – совсем малыш, всего четыре года). Отнесла в ванную и крепко держала, включая кран и щупая воду.
Он извивался и визжал, как зверек в капкане. Джейни поставила его на коврик в ванне (ноги разъезжаются, руки машут), как-то умудрилась стащить с него одежду и включить душ.
Крик его слышен был, наверное, на Восьмой авеню. Ноа отбивался так, будто сражался за свою жизнь, но Джейни все удалось, она удержала его под душем, выдавила шампунь ему на голову, снова и снова твердя себе, что никого не пытает, просто моет сына, которому давным-давно пора помыться.
Когда все закончилось (и казалось, что это длилось бесконечно), Ноа лежал на дне ванны, а у Джейни шла кровь. Посреди хаоса он выгнул шею и укусил ее за ухо. Она хотела было завернуть его в полотенце, но он вырвался, выкарабкался из ванны и помчался к себе, оскальзываясь на полу. Джейни достала из аптечки антибиотик и помазала ухо, слушая вой, что разносился по всему дому и наполнял скорбью все ее существо.
Глянула в зеркало.
Куда-куда, а на первые свидания в таком виде не ходят.
Джейни заглянула к Ноа. Он сидел на полу голышом и раскачивался, руками обхватив коленки, – мальчик, растекшийся лужей, бледная кожа блестит в