не хочу, – я оглушенно мотаю головой.
– Тогда объясни, почему от грязных мужчин пахнет сыром?
– А кто здесь грязный мужчина?
– Грязных мужчин здесь нет, это я чисто теоретически. Для поддержания разговора.
– Может, сформулировать наоборот? Почему от сыра пахнет грязными мужчинами?
– Логично! – Семен кивает. – А главное – по существу. Ибо мужчина, Тема, – существо специфическое. Раз в месяц в баню – святое дело, и пусть потом кто скажет, что он не чист и не свеж, а от носков его пахнет квашеным луком. Юный розанчик – вот что такое – повседневный мужчина! А насчет сыра – так я тебе прямо скажу: все враки! От и до!
– Ты о чем?
– А о том, – Семен снисходительно кривит губы. – Читал я, к примеру, вашего Робинзона Крузо, так?
– Ну?
– Ты не нукай, ты на вопрос отвечай: у него там козы были?
– Были вроде.
– Тогда зачем он просил кусочек сыра? Неужели не мог за двадцать восемь лет научиться гнать из козьего молока сыр?
– Гонят самогон.
– Из козьего молока? – Семен качает головой. – Сыр – да, но не самогон! Взбалтываешь, варишь, солишь – и готово! Вот я и спрашиваю: зачем он просил сыр?
Голову у меня кружит. То ли от водки, то ли от мыслей о сыре.
– А у кого он просил сыр?
– Не у Пятницы же! Ясное дело – у Джимма.
Я усиленно моргаю.
– Какого Джимма?
– Не читал, что ли? Они еще там на остров поехали. Сокровища искать. Корабль арендовали и двинули. Приехали, а там Робинзон с попугаем. Отводит в кустики и сыра кусок просит.
В моей голове лопается петарда осознания.
– Так это же Бен Ганн! Он просил, а не Крузо!
Семен вскидывает голову, нервно теребит пучок волос на подбородке.
– Ты не путаешь? Это ведь классика!
– Ну да! Я ведь тоже читал. Кажется, в классе третьем. Хотя… – Я задумываюсь. – Козы у него, по-моему, тоже водились. У этого Бена Гана.
– Вот видишь! А ты байки тут рассказываешь, – Семен удовлетворенно протягивает руку к бутылке. – Еще по одной?
Я мотаю головой.
– Мда… – тянет Семен. – Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее – иль пусто, иль темно.
– Это ты про кого?
– Это не я, Артемыч, это Лермонтов. Хотя подписались бы многие… Эх, Темыч! Годы-гады-вагоны убегают назад, ночи, как перегоны, стук колес – словно град…
– А это кто? Михайлик?
– Дубина ты, Темыч! Это как раз я! Хотя Михайлик про это тоже писал: «Беда – не то, что молодость уходит, а то, что не уходит, вот беда». Разве не гений?!
Когда речь заходит о гениях, мелочи жизни сами собой таят и тонут. Это чревато – во всяком случае, для меня. Центробежная сила разбрасывает студень мозгового вещества, безжалостно вжимает в стенки черепа, однако главной мысли я еще не утерял, и она для меня совсем даже не мелочь.
– Мне бы зуб, Сема! Срочно и чтобы держался.
Сема