мы с тобой в ресторане сидели.
Она порывисто обнимает меня за шею.
– Неужели из-за меня?
Ложь – то же болото. Начинаешь тонуть и не можешь остановиться. К тому же разочаровывать дам опасно. И язык совершенно самостоятельно продолжает молоть вздор:
– Помнишь, я выходил на пять минут? А тебя еще дядечка такой пригласил кудрявый?
– Ага.
– Так вот их там целая ватага гуляла. Ты им понравилась до безумия.
– До безумия?
– Точно тебе говорю. Они мне знак дали, вызвали в вестибюль, сказали, чтобы сваливал. Что ты, значит, их товар, а я, значит, совсем даже не купец. Пришлось поговорить с ними по-мужски.
– Круто! – ее объятия становятся туже и крепче. – Ты такой умный, такой прикольный!
Что-то внутри меня явственно поскрипывает. То ли ребра, то ли съежившаяся от смущения совесть. По счастью, оголодавший и потому вышедший в ночной рейд барабашка начинает шустрить на кухне. Ревизия идет по обычной программе. Гремят тарелки, звенят ложки с вилками, поскрипывают отпираемые шкафчики.
– Кто это?
Девочка моя съеживается, враз позабыв о зубе, а мне только того и надо. С упоением я рассказываю о домовом и его привычках, об ученых экспертах, которые наблюдают мою квартиру уже третий год и ничего не могут понять. Верить в Агафона они не желают, а множественный полтергейст упорно списывают на повышенную сейсмичность района.
– Агафон? Ты зовешь его Агафоном? – подружка моя заливается смехом.
– Прикольно, да? – я с удовольствием присоединяюсь к ее веселью. Вторя нам, в стену долбит сухоньким кулачком невидимый Агафон.
Глава 6 Слесаря вызывали?
На следующий день меня посещает авторитетная комиссия. Авторитетная не в смысле татуировок и цепей, а в смысле ученых степеней и предоставленных полномочий. Всего их четверо: пара долговязых экспертов-биоников из какого-то лондонского института, переводчица и Матвей – известный зубоскал из местной псевдоакадемии. Более всего меня радует молодая аспирантка-переводчица – золотоволосая, с розовыми нежно опушенными щечками. Она очень напоминает фото моей матери в юности, и может, поэтому я суечусь больше положенного. Заскочив в ванную, мою руки и торопливо расчесываю волосы, из жевательной резинки леплю очередной чудо-зуб. Таким дамам нельзя не улыбаться, а улыбаться без зуба скучно.
– Ну вот, а это наш Артем, – с ехидцей представляет меня Матвей. – Тот самый, что рассказывал мне о происках барабашки. Мистификатор и лентяй, жгучий почитатель морфеевых объятий.
Англичане дружно кивают головенками, аспиранточка, зардевшись, переводит фразы и без нужды поправляет на голове прическу.
– Насчет объятий Морфея – все неправда! – категорически возражаю я и ласково смотрю ей в глаза. – Сплю, как все – разве что на часок-другой больше, но этим приношу скорее пользу, чем вред. По крайней мере, никто