и глядели друг на друга изучающим говорящим взглядом. Громадный плюшевый шмель, мощно гудя, рассек воздух меж их лицами – и оба разом отшатнулись, рассмеялись.
Теплый ветерок гонял по саду томительно прекрасные летние запахи. С веранды тянуло остывающим в медном тазике земляничным вареньем (и целый день кружили над ним во множестве опасные осы). Со скошенной садовником накануне лужайки доносилось тонкое благоухание подсыхающих трав. От разомлевших усталых роз веяло мечтательным сладким раем, а нагретые солнцем пеоны, напротив, источали горьковатый, вместе с тем нежный аромат. После молниеносного как мираж дождика от садовой дорожки пахло прибитой пылью и влажным гравием…
Опустив голову, ковыряя землю носком туфли, Малечка рассматривала перламутрово-розового червя, растянувшего безжизненное вялое тело у обочины дорожки.
Чарльз тем временем завладел другой рукой юной барышни и с высоты своего роста умиленно глядел на детский пробор, пополам разделявший рыжеватые вьющиеся волосы. Загорелое лицо англичанина, слегка посыпанное по переносице бледными веснушками, выглядело растерянным. Он вздохнул и пробормотал с нежной страстью: «О, Малиа, Малитшка!.. Я хотел бы от вас некоторый ответ (видимо оттого что Чарльз пребывал в любовной растерянности, трудные русские ударения особенно вольно и неприкаянно располагались в его речи), – и я натурально готов ожидать несколько годы…»
Румяная от жары Матильда, принужденно посмеиваясь, выкрутила свои розовые пальчики (нежные тиски, впрочем, тут же послушно разжались) и развела руками
– «Вот именно, ма-лыш-ка! Как это вы меня называете? Скажите-ка, скажите еще раз (смеясь, она передразнила акцент, с которым англичанин произносил ее имя): «Ма-лит-шка»? А ведь я и впрямь маленькая, Чарльз, – лукаво гримасничая, она взглянула ему в глаза – потом в распахнутый ворот белой рубашки. – Ай эм чайлд!.. Ай эм бэйби. Понимаете?
Он собрался было отвечать – но она перебила. – Нет-нет – дайте-ка быстро сюда вашу руку. Я буду предсказывать ваше будущее».
– «О!» – удивился он и доверчиво протянул ей раскрытую ладонь. Она намеренно ласково охватила ее своими влажными пальчиками и, близко поднеся к глазам, внимательно рассматривала.
– «Ну-ка, ну-ка, посмотрим… та-ак… линия жизни, линия судьбы… Подождите, – а где же я? Ах, какая жалость! Посмотрите сами, Чарльз, – меня нет ни в вашей жизни, ни в вашей судьбе!» – она звонко хлопнула по ладони британца своей маленькой растопыренной пятерней. Тот, молча, нежно смотрел на нее. Она вновь рассмеялась и, бросив его руку, со всех ног убежала. Чарльз так и остался стоять посреди ярко-зеленого сада, наполненного шелестом, щебетом, жужжанием…
Спрятавшись за куст темнолистой, давно отцветшей и оттого скучной сирени, Матильда разглядывала собственную ладошку. Выждав какое-то время, отвела ветку и осторожно выглянула.
Чарльз –