такая, о которой мне уже все уши прожужжали? – воскликнула Анжелика. – Неужто я единственная, кого принимали в Версале? Я появилась там почти впервые.
– Что не помешало королю беседовать с вами наедине больше двух часов.
– Наедине? Там находился господин Кольбер, и дело происходило в рабочем кабинете его величества… Знали бы вы, о чем мы беседовали, не придумывали бы всякий вздор. Речь шла о… Хотя вас это не касается.
– Вы совершенно правы, – просюсюкал Лафонтен с видом, который давал понять, что простому смертному не следует проникать в тайны богов. – Нам довольно знать, что Юпитер встретил Венеру, что их свидание проходило под покровительством Меркурия, и этот союз олимпийских богов может предвещать лишь самое огромное блаженство.
Анжелика рухнула на диван и раскрыла веер.
– Я не Венера, к тому же король не показался мне похожим на Юпитера. Что же касается господина Кольбера – вы ведь его имели в виду, упомянув Меркурия, – то ничего удивительного, если вы вызвали его недовольство. Должно быть, он решил, что вы насмехаетесь, потому что, несмотря на невероятные способности, у него нет ничего от персонажа с крылышками на сандалиях.
– Если быть точным, я намекал на его необычайный коммерческий талант. Разве вам не известно, что Меркурия считают богом торговли?
– Я не знала. И господин Кольбер, полагаю, тоже. Какая печальная вещь – неведение! – скривив насмешливую гримаску, посетовала Анжелика.
– Вот почему этот тупой министр испытывает такое презрение к изящной словесности, – сварливым тоном заметил поэт.
– Разумеется, вы преувеличиваете…
– А как иначе объяснить только что совершенный им акт вандализма, когда он отобрал пенсии у трех четвертей писателей, которых поддерживал король?
– Однако я слышала, будто он сделал это для того, чтобы тщательно проштудировать вопрос и вернуть пенсии большинству литераторов, увеличив сумму…
– А как пока жить поэту, у которого всего-навсего пожетонная плата от Академии словесности в размере тридцати двух су в день?
– На тридцать су можно купить фунт отличного масла, две курицы, дюжину яиц, кувшин сидра и два фунта нута или бобов. И у вас еще останется, чтобы выпить чашку горячего шоколада в «Испанской карлице», – смеясь, отвечала молодая женщина, понявшая, к чему клонит столь же практичный, сколь и мечтательный поэт.
Добрейший Лафонтен стал похож на опечаленного комика.
– Увы, дорогая маркиза, хотя ваши подсчеты безжалостно точны, вы забыли о существующих тонкостях. Например, для получения пожетонной платы мы обязаны иметь присутственные часы, подтверждать нашу деятельность, как если бы труд поэта мог измеряться, как сукно, локтями! Короче, мы много работаем, значит, нам надо много есть.
Анжелика поднялась с дивана и вынула из шкатулки кошелек.
– Здесь хватит, чтобы вы смогли дождаться возвращения вашей пенсии, господин де Лафонтен. Что же касается благосклонности короля ко мне, на это особенно не