кусочки мяса, хрустела поджаренным хлебом. Мама сидела напротив, положив подбородок на сцепленные руки, смотрела задумчиво и печально. Йи-Джен знала, что нужно извиниться, а еще лучше пообещать, что не будет больше без разрешения уходить из дома, – но не могла заставить себя произнести ни слова.
– Скоро к нам приедет гость из леса, – сказала мама. – На год поселится в нашем доме.
– Джута? – спросила Йи-Джен, не отрываясь от тарелки.
Джута заезжал часто – но на день-два, не больше. Привозил шкуры, травы и рассказы о жизни своего народа. Улыбался, всегда был приветлив, никогда не сторонился Йи-Джен. Может быть, не знал, что она полукровка.
– Нет, его сын, – ответила мама.
Йи-Джен взглянула на нее. Мама сидела теперь полуотвернувшись, смотрела в окно. Ее ресницы дрожали, а пальцы беспокойно двигались, перебирали бахрому скатерти.
– Может быть, с ним тебе проще будет подружиться, чем с другими детьми, – сказала мама. Ее голос звучал печально и тихо.
4.
За прошедшие дни Йи-Джен много раз представляла, каким будет новый гость, и уже успела привыкнуть к придуманному образу. Была уверена – сын Джуты будет похож на отца. Пониже ростом, но все же высокий, гибкий, улыбчивый. Наверняка придет замотанный в шкуры, станет изумленно озираться по сторонам и задавать вопросы на чужом языке. Йи-Джен увидит его издалека, – с вершины разрушенной стены или с ветвей яблони – и первой узнает, кто появился в Старой Заводи.
Но вышло не так.
Вечером Йи-Джен сидела внизу, на длинной тахте рядом с мамой. Та показывала, как плести пояс из разноцветных шнуров, а Йи-Джен пыталась повторить и запивала неудачи травяным чаем. В нем холод мяты сплетался с терпким вкусом смородины – шептал о бескрайних лугах, об уходящем лете. Йи-Джен вслушивалась в этот вкус, перебирала шерстяные и льняные шнуры и не заметила, как дверь скрипнула, отворилась.
Коридор наполнился звуками: размеренной речью дедушки, негромкими словами его помощника, мягким голосом Джуты. Заскрипели половицы, раздались торопливые шаги служанки, внезапный сквозняк распахнул окно.
– Вот и наши гости, – шепнула мама и отложила недоплетенный пояс.
Йи-Джен встала. Ей захотелось убежать наверх, закрыться у себя. Но она лишь одернула воротник рубашки, пригладила волосы и осталась стоять, хмуро глядя на дверь в коридор.
– Что ж, – сказал дедушка, переступив порог, – теперь здесь твой дом. На целый год.
Следом вошел Джута, как всегда непохожий на горожан, но и не выглядящий дикарем: в штанах, сшитых из кусков кожи, но в обычной городской рубахе; с амулетами из меха и кости, но с цветными шнурами в волосах. Джута улыбнулся Йи-Джен и ее маме, поднял ладони в знак приветствия. А потом отступил в сторону, и Йи-Джен увидела того, кто стоял позади, в дверном проеме.
Он оказался не таким, как она представляла.
Невысокий, едва выше ее самой, он медленно обводил взглядом просторную комнату, словно хотел запомнить каждую мелочь. Казался совсем спокойным, будто