рассеялся, я очарованно замер. Все деревья и кусты вблизи водопада были покрыты толстым слоем искрящегося инея, тогда как всюду простиралось лето. В августе я вдруг оказался на островке зимней красоты. Это зимне-летнее видение походило на волшебство.
Если не принимать во внимание чувств, вызванных волшебным видением, то последние двое суток принесли одни напасти: лиственница едва не придавила, ружьё в критический момент заклинило, ногу поранил, влетел в непроходимый порог, утопил спиннинг, прожёг одежду. Как бы не остаться голым…
Через два дня Мулам влился в Идюм. Напротив устья увидел избушку. Неподалеку от неё болтался на воде «кораблик», привязанный к берегу толстой леской, на которой болтались мушки для ловли рыбы. Я обрадовался предстоящей встрече с людьми. Но хозяев нигде не было, от золы в печке веяло холодом. Один раз на вершине господствующей здесь горы в десяти километрах от избы едва заметен был слабый дымок. Скорее всего, хозяева ушли добывать стланиковые шишки и вернуться не скоро. Лето на исходе, ждать некогда, поэтому утром, оставив в избе ставшие ненужными блесны, уплыл по перекатистому Идюму километров на тридцать, откуда мне предстояло перейти на реки Сивагли и Большой Тыркан. Русло Идюма оказалось настолько усеяно каменными отмелями, что когда сплав закончился, я облегчённо вздохнул: теперь плот долго не понадобится.
Сивагли
Прощайте, лето и Якутия! Здравствуйте, осень и Хабаровский край! Вспомнилась беззаботная ученическая пора. Жаль, что уже никогда не встретить 1 сентября за партой, за студенческой скамьёй…
Непогода отняла у меня ещё один день, и я провел его в раздумьях: продолжать ли намеченный маршрут или плыть на Алдан? Снаряжение поизносилось, сапогам необходимо чуть ли не ежедневное латание. Но сильнее всего достала слякоть. Однако размышления о первопроходцах, «многую нужду» терпевших, склонили чашу весов в пользу продолжения маршрута: здоровье пока не подводит, а остальное приложится.
Переправился на противоположный берег, перевел стрелку часов на хабаровский часовой пояс, наловил хариусов и, пока сушил разобранный плот, увидел, что через реку плывет сокжой. Сначала хотел подстрелить его, чтобы запастись мясом, но стало жалко красавца. Ну сколько я утащил бы в сидоре? Килограммов десять-пятнадцать, а остальное – медведям? Пусть уж сами о себе позаботятся.
Не успевает просыхать тайга. Только начинает светить солнце, как тут же из-за сопок наползают рваные тучи и выливают на деревья и кусты очередной заряд холодного осеннего дождя. От сырости ощущение холода усиливается, и если тело при ходьбе разогревается, то кисти рук дубеют. Кустики голубики окрасились в красный и бордовый цвета, ягоды стали мягкими, давятся в руках, сок въедается в кожу, придавая ей фиолетовый оттенок.
Чем ближе к перевалу, тем сильнее осень вступает в свои права. Всё вокруг усыпано жёлтой