да и трудно стало.
– При чем тут трудно? Я вот так и знал, что когда меня не станет, вы в грязи зарастете. Теперь вижу, что был прав. Это потому что ты – грязнуля, вся в мать. У них в Черкизово всегда грязно было. Можно подумать, что ты раньше часто убиралась!
Что ж, ничего нового. Папа противопоставляет свою фамилию "чистюль" с маминой – "грязнуль". Как это неприятно. Неужели это так для него важно? Ирина моментально вспомнила тетушку, папину сестру, которая в мытье хрусталя проводила все выходные. Неужели отец считал, что жить надо именно так? Как всегда в таких случаях, она почувствовала желание оправдаться:
– Пап, я уберу. Завтра с утра и уберу, сколько смогу…
– Не надо. Я сам все сделаю, не стану тебя просить… тем более, что тебе трудно.
– Папа, мне под семьдесят. Не понимаю твоего сарказма.
Отец ничего не ответил. Обычная его манера не отвечать, когда он несогласен и недоволен. В жестком отцовском взгляде читалось осуждение: его дочь – ленивая и распущенная неряха. Прямо, дескать, стыд. И главное, он так и знал. Отец обожал, когда подтверждалось то, что он утверждал. А еще в его взгляде читалось чуть брезгливое сочувствие: как же ты, милая моя, постарела, растолстела… плохо за собой следишь. Надо гулять и поддерживать себя в форме. Он же поддерживал… а она… не в него пошла. Ирина ждала, что он как-то пройдется по ее внешности, но папа этого делать не стал. Сейчас не стал, но Ира чувствовала, что он обязательно этой темы коснется. Тридцать лет назад она была довольно ухоженной молодой женщиной, а сейчас… почти старуха. Он естественно заметил перемену и ему неприятно. Хорош бы он сам был, столетний ветхий старикашка! Не дожил до этого, не состарился.
А Федя уже открывал кладовки и показывал, где у них щетка и пылесос. Хотел показать, как им пользоваться, но отец сказал, что "разберется". Ирина с неудовольствием заметила, что Федя перед папой "лебезит", то-есть вошел в свой прежний статус: есть папа, хозяин дома и глава семьи, а есть он, Федя, муж дочери…
Они втроем начали смотреть новый сериал, забросив старый, потому что "папе будет неинтересно", и пошли спать. "Отец же видел, что мы свой фильм не досмотрели, но ничего не сказал, приняв как должное, что ради него выбрали новый" – Ира не то, чтобы удивлялась: папа иногда играл в деликатность, но это именно, что было "игрой", а не его сутью. А суть была в том, что он "себя нес" и уважение окружающих считал нормой. Она видела, что сериал про современную московскую жизнь очень отца заинтересовал, он жадно впитывал в себя детективную историю и получал удовольствие. Что будет в субботу! Как они его примут? Что суббота им принесет? Скандал? Общее недовольство? Фальшь? Напряжение? Все это было непредсказуемо и Ира долго не могла уснуть, пыталась обсуждать свое беспокойство с Федей, но он ее успокаивал, говорил, что "все образуется". Как он так мог? Что образуется, как, за счет чего и кого? Федя тоже был в своем репертуаре: не надо усложнять!
– Что ты вылез с пылесосом? Он у нас теперь уборщицей будет служить? Ты обалдел?
– Да