будешь молчать?
– Тебе не нужно то, что я хочу тебе сказать. Ты к этому еще не готова. Когда придет время, поймешь сама. Почему-то каждый норовит сам наступить на грабли.
– Какие грабли?
– Ты не поймешь.
– Конечно, я ведь у тебя непроходимая дура!
– Да, – не стал спорить Айки. – Поэтому я посижу около тебя, если ты хочешь, но посижу молча. Я хочу подумать о своем.
– Можешь не сидеть, – обиженно сказала Айрин.
Она оттолкнулась спиной от стены и кулем повалилась на подушку, не поменяв позы.
– А ветер и вправду стихает…
– Потому что скоро утро.
– Да, почему-то они предпочитают потемки. Наверно, им тоже бывает стыдно за свои поступки…
– Ты опять?..
– Ладно, ладно, не буду больше. Прости…
– Поспи лучше.
– Ага. Уже сплю, – согласилась девушка и действительно уснула, а когда проснулась, изумрудное небо за окном уже выцветало и золотело – утро переходило в день.
В доме было тихо, и обманутая тишиной Айрин подумала, что отец еще спит. Она встала, стараясь не шуметь, накинула на плечи рубашку, прошла на цыпочках через комнату – и увидела, что постель отца пуста. Она топнула в досаде ногой и выглянула в окно.
Отец суетился у поваленной изгороди. Айрин задело, что отец без нее занялся ремонтом. Почему он не позвал ее, не подождал?
Она оделась и вышла на крыльцо.
Воздух как-то по-особенному светился, словно каждая молекула, надраенная за ночь песком и дождем тщательно промытая, еще сохраняла на себе влажную пленку, и на каждой было маленькое отражение солнца.
Айрин этот воздух вдохнула и, еще сердясь на отца, который совсем не отдыхал ночью и не разбудил ее, когда встал, как будто она какая-нибудь неженка, и все еще негодуя на ночной разгул богов, против воли зажмурилась от наслаждения.
– Папа, – сказала она, не открывая глаз. – Это не воздух, а травяной настой… Здорово, а? – Она потянулась, провела ладонями по лицу, будто умываясь, и по очереди открыла глаза: сначала левый, потом правый. Эта неодновременность была призвана выразить недовольство. – Ты почему меня не разбудил?
– Иди сюда, – сказал Айки, не оборачиваясь, и по его тону Айрин поняла, что он расстроен. Он скреплял разломившиеся жердины, и тут Айрин обратила внимание, что работает он как бы через силу: так, словно выполнял никому не нужные действия, возился просто чтобы убить время.
– Ты что, папа? Что случилось?
Она подошла ближе, наклонилась к нему, пощекотав прядью волос щеку.
– Я опять что-то сделала не так? – спросила она, пытаясь догадаться. – Но ты же сам меня не разбудил…
– Оглянись, – сказал Айки.
Девушка оглянулась на дом и увидела, как придавливал его, обхватив крышу корявыми ветвями-лапами, огромный широколист. Айрин не помнила, чтобы такой рос поблизости; наверное, его принесло ветром откуда-то с горы. Там, наверху, таких много. Девушка оглянулась на отца.
– Что? Что ты подумал?.. – спросила она,