успеть в Саутгемптон.
Виола поцеловала нянечку в морщинистую щеку, подхватила накидку и сбежала вниз по лестнице.
В гостиной ее брат-близнец – Дэвид, виконт Пауэлл, – распростершись на софе, читал вечернюю газету.
Виола приостановилась в дверях, наблюдая за ним.
Она очень любила Дэвида. Он был высоким и стройным, но его волосы, хотя и светлые, имели более темный оттенок, чем у нее, а глаза были темно-серыми.
Дэвид, застенчивый и склонный к уединению, характером разительно отличался от своей весьма общительной сестры.
Вечеринки и балы его особо не интересовали. Зато он оказался талантливым художником-анималистом, изображенные Дэвидом животные вызывали всеобщее восхищение.
По натуре он был мечтателем и явно унаследовал от отца тягу к перемене мест. Его манили Дальний Восток и богом забытые острова в Тихом океане, где он мог бы с наслаждением рисовать необыкновенных бабочек и птиц.
Он поднял голову и улыбнулся, глядя на сестру.
– Слава богу, сестренка! Ты собиралась так долго, что я уже начал бояться, что мы приедем к Шарлотте как раз к завтрашнему дню!
Виола рассмеялась, и оба выбежали на улицу.
К счастью, Брент-хаус располагался недалеко от дома их кузины – на противоположной стороне площади, так что им не составило труда пройти через сады к тому месту, куда прибывали такси и экипажи, доставлявшие приглашенных представителей лондонской знати.
– Это платье выглядит очень плохо?
Дэвид окинул сестру взглядом с ног до головы.
Собственно, он не очень хорошо представлял себе, что значит в ее представлении «очень плохо» или «не очень».
На Виоле было надето нечто кремовое и кружевное. От наряда исходил едва уловимый запах нафталиновых шариков, но Дэвид решил, что говорить ей об этом было бы неумно.
– Нет, с чего бы вдруг?
Виола вздохнула.
– Потому что оно принадлежит кузине Эдит, вот почему! Няня уже уложила в чемодан то единственное платье, которое я могла бы надеть, хотя, говоря по правде, оно такое же поношенное. Как бы мне хотелось, чтобы вместе с билетами на пароход папа прислал бы и немного денег на карманные расходы! Подметки этих туфелек протерлись до дыр, а ладонь вот этой перчатки уже несколько раз заштопана. Ох, как же я ненавижу нищету!
Дэвид на ходу сорвал розовый бутон с куста, мимо которого они проходили, и воткнул его себе в петлицу. Другой жизни, помимо той, в которой они вынуждены были дорожить каждым пенни, он не знал.
Нахмурившись, он взглянул на Виолу.
– Тебе не кажется странным, что папа пригласил нас к себе в Америку? Нет, я, конечно, рад, что мы едем. Ты сама знаешь, как я мечтаю о том, чтобы странствовать по миру, но ведь раньше он не выказывал желания, чтобы мы к нему приехали.
Выйдя из тенистого сада, Виола остановилась на тротуаре, ожидая возможности перейти на другую сторону улицы к широким мраморным ступеням Брент-хауса.
На верхушках резных колонн Брент-хауса ярко перемигивались газовые