и низким уровнем развития и людьми с высоким уровнем, который ставится, чтобы, так сказать, не запачкаться и не падать. Но опять-таки, как понял Алик позднее, этот барьер не столько обедняет простых людей, сколько самих знаменитостей, которые именно в простых людях черпают свой талант, власть, славу. В общем, перед мэром маленького нефтяного города Алик не испытывал ни дрожи, ни тяги к поклонению. Нельзя сказать, что он видел этого чиновника насквозь, как не видел насквозь и всех остальных, но понимал, что над чиновником властны самые обычные человеческие чувства и стремления.
– Генерал визжит от твоего фельетона. Звонит мне каждый день. Придется тебе бутылку коньяка поставить, – произнес мэр с видимым удовольствием на лице. – Это же твоя работа, Алик?
– Какого фельетона? – переспросил Алик, понимая, что руководители всегда смогут договорить и выставить его козлом отпущения, а бутылка коньяка за козлиное существование не цена. – Ничего не знаю.
– Твой фельетон был, – напомнил мэр, и на его лице появилось выражение крайнего удивления.
– Нет, – твердо ответил Алик.
– Как нет? – удивился мэр и обратился к редакторше, Мерзлой, сидевшей тут же – Ты ж говорила, что это его работа.
Алик на мгновенье потерял душевное спокойствие: его подставила Мерзлая. «В кулуарах власти друзей нет», – понял он.
– Это же ты написал, это же твой псевдоним – Романов, – сказала Мерзлая, обращаясь к Алику. – Фельетон назывался «Еще раз про любовь».
– Помню. Читал. Действительно, смешной такой фельетон. И псевдоним под ним мой. Я так обычно подписываюсь, – ответил Алик.
– Ну, так ты написал это?! – начинал терять терпение мэр. – Ну, говори. Брось валять. Признавайся. Чье это? Ты же сказала, что он…
Пока Хамовский говорил, то нервозно моргая, то энергично потирая ладони, то слегка похлопывая ими, Алик успел оценить обстановку. За столом, кроме него, сидело три человека: Хамовский, Мерзлая, молчаливый, когда требуется, заместитель мэра. Три мощных свидетеля. Публичное признание могло обойтись дорого.
– Не я автор. Человек принес заметку, и мне показалось, что она точно походит под мой псевдоним. Человек не отказался. Вот и вышла «Любовь» под Романовым, – на ходу сочинил Алик, а сам подумал: «Вот сука. Она не имеет права раскрывать псевдоним. Видать, Генералу хочется точно знать, кто по нему прошелся».
– Алик, сознайся. Ты же? Сейчас бутылку коньяка принесу. Как ты его продернул! – подчеркнуто дружелюбно похвалил мэр, протягивая ладонь для пожатия.
– Да что сознаваться? Рад коньяку выпить, да не я написал эту заметку, – ответил Алик, которому уже не нравился тот напор, с которым его заставляли сознаться в авторстве.
– Ну, мать, вашу мать, – слегка ругнулся мэр, поняв, что разговор зашел в тупик, но тут же исправился. – Правильно. Тут только через суд можно определить. Не говорите, не надо. Я же не буду нарушать. Ох, фельетон… Но ладно – речь не об этом…
Настроение присутствующих