по общему объему.
В годовые планы поставок стали включать «нереальную продукцию» от не построенных еще предприятий («Труд», 18.12.80).
– Алек, не может быть!
– Еще как может. Вот послушай. Это, правда, другой, но, все-таки очень похожий случай (цитируется с сокращениями): «Многие месяцы Сиверский мотороремонтный завод фигурировал в статотчетности как действующий, ему спускали план, наверх шли сводки о выпущенной продукции, работникам начисляли зарплату, выдавали премии. А потом поступило письмо рабочих, в котором говорилось, что ни одного мотора еще не отремонтировано, предприятие числится лишь на бумаге, большинство объектов пускового комплекса не готово, оборудование лежит под открытым небом („Завод, которого не было“, „Правда“, 18.12.82).»
Видишь, главное, чтобы сверху шли приказы («спускали план»), а снизу – рапорты об их выполнении, и если бы не письмо рабочих, это продолжалось бы дальше.
– Да, конечно. Но все-таки руководство по-настоящему хотело продукции, не просто рапортов о ее выпуске.
– Верно, но оно же не давало это сделать, требуя все больше, больше, больше, в то время как возможностей для роста производства не было.
Ты знаешь, у меня раз был любопытный случай, когда я работал в Плехановке. К нам обратился Госплан, чтобы мы предоставили свои соображения по улучшению планирования. Каждый должен был дать свои соображения, и я написал, что нужно сократить задания по темпам роста экономики, чтобы предприятия могли, так сказать, «перевести дух», заняться ремонтом и модернизацией оборудования, например.
Я рассчитывал, что шеф – очень умный человек, которому это можно было показать, увидит, что я тоже умный, но не пропустит написанного, потому что если это попадет в Госплан, который даже если бы и хотел сократить плановые задания, не мог этого сделать (со временем пришлось, все-таки), и сразу возник бы вопрос, как человек с такими настроениями может читать курс планирования народного хозяйства, а шеф – держать такого человека.
Когда нам раздали копии материала, отосланного в Госплан, я с облегчением увидел, что моих предложений там не было, как я и рассчитывал.
– Но как шеф тебя, все-таки, действительно держал – ведь ты мог и на лекции такое сказануть?
– Он не раз бывал у меня на лекциях и, видимо, знал, что при всей моей критичности я вижу границы, которые нельзя переходить – советская дрессировка, так сказать. В своих лекциях я руководствовался принципом: «Я не могу сказать вам всего, что я думаю, но я хотя бы не говорю того, что не думаю». Не блеск, конечно, но все же лучше, чем прямая ложь.
А ту критику, которую я сообщал студентам, шеф называл «читать по проблемам». Как-то, идя с моей лекции, он сказал, по-моему, даже с грустью: «Читать надо по проблемам, но для этого проблемы надо видеть», так что все было в порядке – я читал по проблемам. Но когда он умер, придерживаться принципа «хотя бы не лгать» стало почти невозможным.
Я