не было, а сквернословие – да: словесное осквернение святыни дружбы. Скверна лицемерия, словесно выраженная предельно корректной и не по возрасту лукавой речью шестилетней девочки, – что тогда сквернословие, если не это? Причем в описанном случае степень скверны возрастает в геометрической прогрессии в связи с нежным возрастом: ведь в том-то и ужас, что ребенок – образ простоты, чистоты, искренности, естественности, а вот же…
Только давайте не будем про «они-же-дети»! В приведенном примере детскость старшей девочки проявлялась именно по контрасту с недетскостью того, что и как ею говорилось. Будь она попроще в своей «оправдательной речи», это смотрелось бы и правдоподобнее, и не так по-детски. Младенцу (а до семи лет ребенок – младенец) грех не вменяется, но это не значит, что он ему чужд.
Грех – это болезнь, которой все возрасты покорны, только формы разные и симптомы отличаются, не говоря уже об условиях и возможностях осуществления и развития; это болезнь, которую надо лечить, не дожидаясь осложнений.
Святость и скверна
«Каки-бяки»
В обыденном словоупотреблении мы привыкли к словам с корнем «скверн-» как указывающим на что-то качественно дурное, плохое. Например, слыша о ком-то «скверный мальчишка», мы понимаем, что он не просто чрезмерно живой ребенок, но ему еще нравится делать гадости, выводить людей из себя… Во всяком случае, по мнению того, кто его так обозвал. Но, когда мы говорим о погоде, что она «скверная», вряд ли кто-то из нас имеет претензии к ней. Тут нет нравственно-оценочного момента. Оценивается ее качество с точки зрения наших пожеланий, ожиданий, предпочтений, состояния здоровья, наконец.
Что же объединяет плохую погоду и хулиганистого мальчика? Их вредность? Но погода – это данность, а озорство – это уже заданность, проблема этическая и педагогическая, причем решаемая, преодолимая, чего не скажешь о погоде, которую не изменить, а только предусмотреть, чтобы спастись, приняв адекватные меры. Что общего? А общее тут – наше отношение к этим в самом деле совершенно разнородным явлениям. Отношение не просто отрицательное, а отвергающее, отторгающее, гнушающееся, гадливое.
Ребенка приучают с младенчества отвергать и отторгать: это «бяка», «кака», «фу-у-у!»… Когда подрастет, он узнает и другие синонимичные «скверне» слова: например, «мерзость» или «поганое». Так мы с самого начала приучаемся отличать плохое, грязное, но не страшное (как вляпаешься, так и отмоешься) от гадости, мерзости, от всего, к чему даже близко подходить нельзя, не говоря уже о том, чтобы прикасаться.
Причем вырабатывается подобное брезгливое отношение ко всему отторгаемому: как материальному, так и душевному. Это нормально. Так формируется вкус. Так закладывается основа личной культуры. Вспомним, что сказал профессор Ю. М. Лотман: «Культура начинается с запретов».
Другое дело, что в категорию мерзкого, гадкого могут попадать места, предметы и явления, не заслуживающие такого отношения. Но