секретарю визиря.
– Султан, да хранит его Аллах, пожелал праздник. Созвал мудрейших и ждет поединка. Велено вам быть.
Пиршество было в разгаре, когда явился Омар. Султан и придворные были уже сыты, а устроенный поединок шел своим чередом. Но прибытие ученого было замечено.
– Омар ты считаешь себя выше нас? Ты считаешь можно ослушаться своего повелителя? Ты заслуживаешь, что бы тебе отрубили голову. – С вызовом чеканит слова султан. Он зол.
– Извини, владыка земли и защитник ислама, задержали расчеты, нельзя было бросить, не завершив их.
– Что ж извиним. Мы ждем тебя, все ждут тебя, как царя. – Малик-шах громко засмеялся своей шутке. – У нас благочестивый гость: мавлана* ибн Ахмад ал Газали, брат наимудрейшего хаджи* Ахмеда ал Газали. Еще Санайи наш дорогой придворный поэт оказал честь нам своим присутствием. Они показали свои способности. Мы хотим, что бы и ты порадовал своими – тогда будешь помилован.
– Буду рад, наисветлейший, участию в поединке. – Ответил Хайям, усаживаясь на указанное ему место. Зная любовь султана к любовной тематике, он прочитал:
Цвет рубину уста подарили твои,
Ты ушла – я в печали, и сердце в крови.
Кто в ковчеге укрылся как Ной от потопа,
Он один не утонет в пучине любви.
Теперь очередь Ахмада. Ахмад суфий*. Поэтому он в халате с потертыми рукавами и подолом, но в тщательно обернутой вокруг головы чалме.
И ночь темна, а день еще темней,
Разбила жизнь мою разлука с ней.
Рыдаю день и ночь, но люди глухи,
И нет им дела до тоски моей.
Следующим выступил Санайи, он одет в богатый шитый серебряной нитью халат:
Иди дорогою любви – пусть вся душа в крови,
Не изменяй любви своей, другую не зови.
И ад забудь, и рай забудь. Не должен ни о чем
На свете помнить, кто идет дорогою любви.
Теперь слово было за Хайямом:
Рай здесь нашел, за чашею вина, я
Средь роз, близ милой от любви сгорая.
Что слушать толки нам про ад и рай!
Кто видел ад? Вернулся кто из рая?
Вельможи продолжали есть, и пить вино, кто-то слушал, кто-то делал вид, но тишина стояла идеальная: только голоса поэтов разносились по всему залу. Секретарь-летописец, сидящий за отдельным столом, быстро строчил по бумаге. Всё: будь-то беседы или вот такие поединки, происходящие в центральном зале дворца, записывались для истории. Ахмад, чья очередь была говорить, выпил шербета и нараспев повел свое рубаи:
Полюбив только-только, глупым был, молодым,
Мой сосед не спал ночи, стон мой был горловым.
Возросла боль стократно, плач не слышен другим.
Разгорается