Хозяйка, затем глянула в глаза Василисе, как кипятком плеснула, но остереглась и начала свой рассказ:
– Не мне тебе рассказывать, как долго я искала Мастера для созидания Каменного Цветка. Знаешь сама, в чем смысл его создания и скольких я мастеров перебрала…
– Погубила, ты имеешь в виду, – небрежно уточнила Рассудительная, помахивая валенком-скороходом.
Вновь промолчала Хозяйка гор Уральских медных, не обиделась на подругу за справедливые, хоть и нелицеприятные слова.
– Нашла я все же мастера давеча – Данилой зовут. Неказистый вроде, смекалки мало, но руки – чудо творят, сами собой живут, пестуют камень, лепят из него как из глины, струится порода горная под его пальцами как песок послушный, как музыка давно неведанная-неслыханная, так что замирала я и двинуться боялась, а ведь, знаешь, не из тех я, кто на чары искусников поддаются!
– Знаю, Змейка, знаю, слушаю тебя, и диву даюсь, что ж за мастер это такой, что как Садко, тебя околдовал.
Недовольно поиграла соболиными бровями Хозяйка, но опять промолчала – знала, что не стоит перед подругой юлить да в гордость показушную играть.
– Сделал Данила Цветок. Нет, не сделал – сотворил! Осыпалась вся пыль и маета каменной крошки вокруг него, и как пелена спала с моих глаз – глянула я на тот Цветок, что расклятьем заклятья моего должен был стать, а потом глянула на Данилу – ТАК глянула, что свет у меня в глазах померк. А когда вновь свет белый увидела – Данилы не было в чертогах моих…
Горным хрусталем спала с щеки Хозяйки маленькая слезинка. Не разбилась она, не рассыпалась – покатилась сияющим лучиком в подземный ручей, чтобы скорее на волю вырваться, чтобы нашедших ее позже девушек туманить-с ума сводить.
Помолчала Василиса, подумала. Встала, валенки-скороходы сбросила, лапотки-снегоходы обула.
– Цветок не досуг мне смотреть, подруга. Покажи мне все входы-выходы из мастерской-тюрьмы Данилы твоего.
Хозяйка взмахнула рукой, и побежали из-под ног ее проворные ящерки с маленькими коронами на юрких головках. Пять их было всего, и замерли все они у лапотков Василисы Рассудительной, находившейся в сей час при исполнении служебных обязанностей.
– Опять пять, – вздохнуло ее детективное высочество и направилась за переливчатыми юркими поводырками.
Две провели ее недолго, уперлись они в тупики с выходами в горном потолке: не мог Данила через них выбраться – не птица, да и человеку вовек на волю не вырваться через маленькие окошечки, ведущие в небо.
Еще две заплутали в лабиринтах, где уже ни самоцветов, ни зеленоватого света уральских пород не было – только мрак: пришлось вернуться. Не смог бы Данила там укрыться.
И только пятая, самая юркая-озорная змейка, постоянно озираясь на царевну и словно смеясь черными глазками-бусинами, вывела ее к скальному разлому, через который Василиса внезапно вышла на заснеженный берег иссини-белого ослепительного льда озера.
Всплеснула